– Ну, это видно будет. Это все?

– Да был еще вопрос…

– Ну-ну, говори уже?

– По мне что-нибудь слышно?

– Пока рано, Павел Анатольевич просил, как оклемаешься, сразу рапорт написать, там и видно будет.

– Так я уже написал… – Левитин аж глазами хлопнул.

– Когда и успел-то? – Взяв в руки листы бумаги с тумбочки, Максим Юрьевич мазнул по ним взглядом, но читать не стал.

– Как будто у меня тут других дел много…

– Ладно, я пошел, у меня много! – и командир заржал.

– Бортник пока здесь? Или вновь на выход?

– Рано, пусть отдохнут недельку. Нужно еще твоего протеже натаскать, у них-то как раз один выбыл по ранению.

– Хорошо. Спасибо, товарищ командир, – кивнул я.

Температура не спадала, мне было очень хреново, вплоть до того, что к вечеру впал в забытье. Сколько так промучился, не знаю, однако ж не сдох, да и нога на месте, я проверил сразу, как очнулся.

Ощупывая ногу, поймал себя на мысли, что боли почти нет. Уже легче. Да и общее состояние вроде улучшилось. Болела больше ж… Ой, простите, задница. Чую, уколов мне нахреначили мама не горюй.

– Ну, наконец-то! – выдохнула рядом сидящая Валентина.

– Ой, привет, сразу и не заметил, что ты тут. Вообще не уходила, что ли? – удивился я.

– Уйдешь тут! – вздохнула тяжко любимая. – Напугал ты нас…

– А, когда отрубился?

– Опять твои словечки! – Мы еще когда в прошлом году в деревне жили, она от меня такого наслушалась, что с трудом иногда вообще понимала, о чем я ей говорю.

– Прости, я имел в виду – отключился.

– Сначала метался так, что удержать не могли. Орал на всех, ругался. Военврачу обещал кое-что отрезать, если ногу отпилит…

– Ой блин, – я аж рот рукой зажал, представляю, что я там мог наговорить!

– Вот-вот! – донесся голос Иванченко.

– Извините, товарищ военврач второго ранга, я не со зла…

– А то я всерьез воспринял, да? Да все я понимаю. Со всеми бывает. Ты мне такого наболтал, что уши пухли. Вроде всякое слышал, но некоторые обороты для меня внове. За что ты мне хотел гланды через задний проход вырвать? – Я аж завис. Чего, правда, что ли?

– Э-э-э…

– Ага, – кивнул врач и засмеялся. – Все слышал, но чтобы тонзиллэктомию делали ректально… Это надо постараться!

– Простите, товарищ военврач…

– Ладно уж, забудем, хоть и нелегко будет. Смеюсь, как вспомню. Давай уже осмотрим тебя.

Дальше он долго и осторожно снимал повязку, та здорово прилипла, но рвать не стал, отмачивал. Когда наконец открыл ногу, кажется, даже выдохнул спокойно.

– Все отлично, не зря я запретил температуру сбивать. Она помогла побороть заражение, теперь я спокоен, – сделал заключение врач. А уж я-то как спокоен!

– Ты неделю без сознания в бреду метался, – вставила свои пять копеек Валюшка.

– Ага, – кивнул ей в такт врач, – весь вермахт в бреду раза три уничтожил, вот, наверное, икалось солдатам фюрера! – Заржали все, кто был в палате. А меня вдруг испугало такое мое «отсутствие» в здравом уме и твердой памяти. Не наговорил ли я лишнего, это будет писец…

– Оставляю вас, Валентина сама закончит с перевязкой, увидимся завтра.