Когда Григорий вышел, Игорь Владимирович подошел к стеклянной стене, постоял, глядя на заснеженный институтский двор и думая о том, что все повторяется: вот и о Григории написали в газете, дают ему средства, возможность работать… «Доведет ли он это до конца? Доведет, — решил Игорь Владимирович. — Сейчас не сорок первый, да и я не отступлюсь…» Потом он спохватился, что на сегодня у него есть еще одно дело, пожалуй, не менее важное. Он поправил волосы ладонью и пошел в испытательный отдел.

Алла была в своем кабинете наверху.

— Ты когда приехал? — спросила она со слабой улыбкой.

— Только что прилетел, — ответил Игорь Владимирович и сел у стола, напротив жены. Заметил, что у нее усталые глаза, надо лбом в отливающих темной медью волосах проблеснула сединка. Игорь Владимирович вздохнул и ровным голосом сказал:

— Посылают в командировку на три с лишним месяца, есть возможность поехать и тебе, если… — пауза его была почти незаметна, — конечно, ты в состоянии. Работы там будет много.

— Почему ты думаешь, что я не в состоянии?

— Ты, по-моему, устала, а тут будешь одна, может быть, отдохнешь. — Игорь Владимирович отвел глаза.

— Нет, Игорь, три месяца — это слишком долго, — твердо ответила Алла.

— Да, конечно, — согласился Игорь Владимирович. — Оставайся.

— Ты не понял, — сказала она. — Три месяца — долго, и я — с тобой. Когда нужно ехать?

— В конце января. Ну, дома все обсудим, — он невольно улыбнулся. — На сегодня дел много.

Алла посмотрела с улыбкой, шутливо спросила:

— Что небось хотелось три месяца холостым пожить? Вот рожу тебе двойню, чтоб и в голову такого не приходило… Иди.

— Ну, сразу двойню, — в тон жене ответил Игорь Владимирович.

— А чего мелочиться…

Спускаясь по металлической лестнице из кабинета жены, Игорь Владимирович все еще улыбался после ее неожиданных слов. Потом снова неотложные дела навалились на него, и он забыл об этом разговоре.

Мосты

Маленькая повесть

Всю неделю было хорошее настроение, потому что в понедельник был принят мой первый проект. Вообще-то я понимал, что это не бог весть какое событие в жизни просвещенного человечества, даже в жизни института, где я работаю, но для меня это значило много.

Всю жизнь я хотел строить мосты. Не то чтобы я не мечтал стать летчиком или моряком, как все мальчишки в известном возрасте, не то чтобы дальние страны не тревожили моего воображения, — как и все мои сверстники, я сначала мечтал убежать на фронт, потом — стать капитаном океанского лайнера. Но уже в шестнадцать лет знал, что буду строить мосты. И это не оттого, что, как иногда пишут в романизированных биографиях замечательных людей, я рано почувствовал призвание, уверовал в него и твердо шел к цели. Нет, совсем наоборот.

Я никогда не был вундеркиндом. Тем маленьким гением, которого гордые родители ставят на стул перед гостями и просят прочесть Гёте в подлиннике или сыграть Шопена. И они читают или играют, эти удивительные человечки, заботливо одетые в лирический вельвет, с артистическими галстучками-бантами на чисто вымытых, еще тоненьких шейках! Они пожинают свою первую славу и утверждаются в уверенности, что не зря пришли в этот мир, что их добродетель и трогательность так же нужны людям, как им самим не обойтись без зрителей, без восхищения окружающих.