-  Значит, какими бы свободами ни пользовалась рабыня, она всецело принадлежит хозяину?

    -  Да. Рабыня есть рабыня.

    -  Я люблю тебя, господин, - прошептала она. Я прислушивался к потрескиванию огня, к шорохам ночного леса.

    -  Как земная женщина, ты, наверное, еще не привыкла воспринимать себя предметом собственности?

    -  Да, господин, - улыбнулась блондинка.

    -  Надо привыкать.

    -  Да, господин. - В глазах ее блеснули слезы.

    -  Ты - красивая вещь, которой владеют. Тебя можно покупать и продавать.

    -  Да, господин.

    -  И никто, - продолжал я, - не станет обращать внимания на твои желания, мысли и чувства.

    -  Да, господин.

    -  Это и означает - быть предметом собственности.

    -  Понимаю, мой господин. Но почему-то мне кажется, что я не совсем вещь.

    -  Когда тебя закуют в цепи, - сказал я, - и продадут человеку, от одного вида которого ты придешь в ужас, тебе не будет так казаться.

    -  Наверное, господин.

    -  И все-таки почему ты это сказала?

    -  Потому что я не чувствую себя вещью, - призналась блондинка. - Никогда еще я не была такой свободной, такой живой, такой настоящей, как теперь, когда я рабыня. Только здесь, в этом мире, став ничтожнейшей из рабынь, я поняла, что такое свобода. Я и не знала, что бывает такое счастье, такой восторг…

    -  По-моему, тебя стоит высечь.

    -  Пожалуйста, не надо, господин! Смилуйся над своей девочкой!

    Я пожал плечами. Поразмыслив, я решил, что не стану бить ее - по крайней мере сейчас.

    -  Понимаешь, господин, - горячо, взволнованно заговорила она, - я - вещь, я - предмет собственности, я - товар, я - существо, с которым никто не считается; но в душе моей бушует буря, и слово «вещь» никак не согласуется с этим. Когда я была свободной женщиной, я действительно чувствовала себя вещью, неодушевленным предметом, которым можно манипулировать, у которого нет ни чувств, ни страстей. И только теперь, в оковах рабства, я познала истинную свободу!

    -  Сдаюсь, - улыбнулся я. - Слово «вещь» в самом деле не подходит.

    -  В каком-то смысле я - вещь, а в каком-то - нет, - уточнила блондинка.

    -  Верно, - согласился я. - В том, что касается самого сокровенного, ты не вещь.

    -  Да, господин.

    Она стояла передо мной на коленях, привязанная за шею к невольничьему колышку; алый лоскут опоясывал ее бедра, на груди красовались дешевые деревянные бусы - красно-черные и желто-голубые.

    -  Ты - не вещь, - продолжал я. - Ты - животное.

    -  Да, - с улыбкой сказала она. - Я - животное.

    -  Пора связывать тебя на ночь, мое хорошенькое животное.

    -  Животное просит тебя не связывать его прямо сейчас, господин!

    -  Ладно. - Я опустился на локоть.

    Она по-прежнему стояла передо мной на коленях.

    -  Ты говорил, что рабыни редко хотят убежать от хозяев.

    -  Да, это так. Странно, правда?

    -  Мне это не кажется странным.