Выглядело все это очень ненатурально, актерским талантом красноармеец явно не обладал.

– Никак солнце башку прижарило? – удивился комод Демьяненко и осторожно хлопнул бойца по щеке.

– Вах? – удивился Мамед и тоже добавил, уже сильнее, но, с другой стороны.

Сидоров открывать глаза не пожелал и отреагировал страдальческим мычанием.

Ваня сразу понял в чем дело и уже было собрался пнуть товарища под ребра, но вместо этого присел рядом и тихо начал говорить.

– Вот смотри, Васек. Сейчас вызовут военфельдшера, он сразу поймет, что ты симулируешь, доложит командованию и что?

У Василия встревоженно дернулась бровь.

– Шлепнут на месте, – охотно подсказал комод. – За симуляцию. А нас вжарят за то, что вовремя не доложили командиру о симулянте.

– Я не симулирую, правда… – Сидоров быстро открыл глаза и приподнялся на локте. – Просто голова что-то закружилась. Но вы же не скажете никому?

Ваня пожал плечами и отошел, а комод вместо ответа просто пнул Василия, намекая что надо вставать.

На этом инцидент исчерпался, но Ваня очень хорошо запомнил дикую злобу в глазах Сидорова. Злобу на все вокруг и на товарищей, словно они были виноваты в том, что его отправили в штрафную роту.

А через полчаса еще один штрафник, уже из другого отделения, уронил себе на ногу ящик с гранатами. Специально или не специально, этот момент остался неясным, но нога сломалась как спичка.

В данном случае никто никого не пинал, бойца просто увезли на телеге в санбат, а почувствовавший неладное уполномоченный Особого отдела, лейтенант НКВД Огурцов, очень доверительно сообщил личному составу, что лично пристрелит того, кто еще удумает заняться членовредительством. И его вольных, и невольных помощников тоже.

Все сразу прониклись, на этом происшествия с болячками и переломами закончились.

Перед отбоем штрафникам выдали оружие и полностью экипировали: все получили портупеи, подсумки, каски, саперные лопатки и даже сухпаек с табачным довольствием. Но патронов никому так и не дали.

А ночью первый и второй взвода подняли по тревоге.

Старший лейтенант Рощин коротко объяснил:

– Ночью бомбили Ленинград, один из бомбардировщиков подбили, он дотянул до нас и упал там… – взводный ткнул рукой в темноту. – Мы к нему ближе всех.

Два бойца притащили открытый цинк с патронами.

– Берем по десять штук… – рука взводного показала на патроны. – Но немцев по возможности стараемся взять живыми. Бегом, марш…

Ваня загреб горсть красивых зеленых патрончиков и на бегу стал их заталкивать в магазин, одновременно стараясь не потерять в темноте из виду спину старшего лейтенанта.

Через несколько минут впереди вспыхнуло сильное зарево, скорее всего, севший на вынужденную самолет взорвался.

У Вани сразу перед глазами встала картина из его первой попытки, когда заживо горела наша летчица в упавшем биплане По-2. А в ушах зазвенел ее крик.

– Сука… – он тряхнул головой прогоняя страшное видение и припустил быстрее.

– Расходимся, – через несколько десятков метров скомандовал Рощин. – Дистанция между собой двадцать метров, забирайте правее. Деревянко, мать твою, сказал правее…

Штрафники быстро разбежались, Ваня выставил вперед винтовку и сбавил ход, до боли в глазах всматриваясь в темноту.

Неожиданно, левее вспыхнула стрельба, протарахтел короткой очередью автомат, дважды тявкнул пистолет, а его заглушило гулкое баханье винтовок, сквозь которое прорвался чей-то болезненный вскрик.

И почти сразу же, навстречу Ивану, почти в упор быстрой чередой полыхнули вспышки.