Сперва все дивились, какая там лошадь, откуда, потом мало-помалу согласились с ним. В самом деле, эта высокая, как бы вытянутая вверх девочка с узкой породистой головой и длинной, до бровей челкой чем-то напоминает порывистую, горячих кровей лошадку. У Вали почти черные глаза, тонкий, с постоянно раздувающимися ноздрями нос, белые длинные зубы.
Ее уже никто не зовет по имени. Лошадь и Лошадь, и все тут.
Когда-то Валя обижалась, после привыкла. Если звонит Юрке и он спросит:
— Это кто, Лошадь?
Отвечает:
— Она самая…
Валины родители так же, как и Юркины, в разводе. Валя тоже живет с матерью, довольно редко видится с отцом. Однажды сказала о нем:
— Мне все равно, есть у меня отец или нет его…
Юрка признался мне, что она переживает за мать, за то, что отец внезапно, в один день, собрался и ушел из дома.
— Представь себе, бабкин, я спросил Лошадь, к кому ушел отец, она ответила: «Ни к кому, просто снял комнату и переехал туда и живет совершенно один».
Юрка пожал плечами.
— Тоже вроде нашего старика…
Юрка не осуждает отца, не допытывается ни у матери, ни у меня, почему они разошлись.
Он сохраняет полный нейтралитет. Ни о чем не расспрашивает, никого не осуждает и уж наверняка не стремится помирить родителей.
Внешне и Мила и Игорь остались в добрых отношениях.
Игорь шутит порой:
— Блюдем мир, как можем…
Иногда они все трое идут в кино — Мила, Игорь и Юрка. С виду вполне респектабельная, благополучная семья, идут рядом, беседуют, улыбаются друг другу. И после сеанса обедают вместе или в каком-либо ресторане, или у Милы.
Как-то и меня позвали в воскресенье к Миле на обед. Я немного опоздала, пришла, когда они уже сидели за столом, Юрка и Игорь, Мила подавала второе, накладывала в тарелки салат. Потом и сама села за стол. Мирно беседовали, шутили, Игорь рассказывал смешные анекдоты из жизни альпинистов, в юности он ходил пару раз в горы и потому считает себя опытным, бывалым альпинистом.
Потом он ушел, пожал Милину руку, поцеловал меня, хлопнул по плечу Юрку.
— Пошли, сын, проводи старика до метро…
Они вышли вместе. Мила стала убирать посуду, выносить ее на кухню. Я тоже собрала тарелки, дошла до стеклянной двери, ведущей на кухню, остановилась, вижу: Мила стоит спиной ко мне, плечи опущены. Вдруг почувствовала на спине мой взгляд, обернулась, весело улыбаясь, тряхнула волосами, заговорила о чем-то незначительном, о чем, я тут же позабыла.
Почему они разошлись, не знаю. И кто был инициатором развода, тоже не знаю. Кажется, все было решено вроде бы безболезненно и с согласия обоих.
Что ж, если так, тем лучше. Пусть будет меньше страданий, пусть…
Недавно мой сын снова женился. Опять, как в первый раз, не спросил меня, не посоветовался. Просто привел ее ко мне, познакомил:
— Это моя жена…
Ната — крепкая, приземистая, коренастая. Черные быстрые глаза, твердые щеки. Много курит, красиво затягиваясь и пуская изо рта быстро тающие колечки; как мне думается, добродушна и в меру покладиста.
Но одно плохо: она хвастлива, чересчур самоуверенна. То и дело говорит о своих успехах, поминутно цитирует высказывания мужчин, их комплименты и страстные признания:
— Еду в метро, а он напротив уселся, глаз с меня не спускает, такой чудак…
— Прямо не знаю, что делать, все глядят, я прохожу словно сквозь строй взглядов…
— Он говорит, я просто сна и отдыха лишился из-за вас…
— Дай ему эуноктин или другое снотворное, — сказал как-то мой сын. — Как же это можно не спать целыми сутками, не ровен час — ослабеет напрочь…
Ната приняла его слова всерьез. |