— Это тебя не совсем устраивает? Видишь ли, возмездие всегда настигает человека, когда он выходит за рамки обыденности. Он расплачивается тем, что потом живет в того или иного рода кабале. Возьми свою чудесную астру домой и храни ее — как можно дольше. Она стоила тебе твоей свободы.

Он смеялся… он, конечно же, просто шутил… однако у Эмили появилось такое чувство, словно на нее надели невидимые, тонкие как паутина, оковы. Поддавшись внезапному порыву, она швырнула великолепную астру на землю и наступила на нее.

Дин Прист наблюдал за ней с приятным удивлением. Его странные глаза смотрели очень ласково, когда она встретилась с ним взглядом.

— Ты редкостная… яркая… звездная! Мы с тобой будем добрыми друзьями… мы уже добрые друзья. Я зайду завтра на Старую Мызу, чтобы прочесть то, что ты написала о Кэролайн и о моей почтенной тетушке в твоей «книжке от Джимми». Я предчувствую, что получу большое удовольствие. Вот и твоя тропинка… Смотри не забредай больше так далеко от цивилизации. Доброй ночи, моя утренняя звезда.

Он стоял на перекрестке и смотрел, как она исчезает за деревьями.

— Какой ребенок! — пробормотал он. — Никогда не забуду, какие у нее были глаза, когда она лежала там… между жизнью и смертью… неустрашимая маленькая душа… и я никогда не видел существа, которое было так полно чистой радости существования. Она ребенок Дугласа Старра… а он ни разу не назвал меня Кривобоком.

Дин наклонился и поднял сломанную астру. Каблучок Эмили попал прямо на цветок, и тот был сильно помят. Но Дин положил его в тот вечер между страницами старого томика «Джен Эйр», на которых его рукой были отмечены строки:

Глава 27

Клятва Эмили

В Дине Присте Эмили, впервые с тех пор как умер ее отец, нашла друга, способного разделить все ее чувства. Когда он был рядом, она всегда проявляла свои лучшие качества, с радостью сознавая, что ее понимают. Любить легко, а потому в любви нет ничего необычного… но понимать… как редко это бывает! В те волшебные августовские дни, что последовали за опасным приключением, выпавшим на долю Эмили, эти двое подолгу бродили в чудесных краях воображения, беседовали о тонких, бессмертных материях и чувствовали себя в родной стихии среди «природы вечных благ», о которых с таким восторгом говорил Вордсворт.

Эмили показала Дину все свои стихи и «описания», занесенные в «книжку от Джимми». Дин прочитал их — серьезно и вдумчиво, так же, как это делал прежде ее отец, — и высказал несколько небольших критических замечаний, которые ничуть не обидели ее, так как она поняла, что критика справедлива. Что же до самого Дина, в его душе вновь забил искристым ключом некий тайный источник фантазии, прежде казавшийся ему давно высохшим.

— Ты заставляешь меня — хочу я того или нет — верить в фей, — сказал он ей, — а это означает возвращение к молодости. Пока человек верит в фей, он не может состариться.

— Зато я сама в фей не верю, — печально возразила Эмили. — А очень хотела бы.

— Но ты и есть фея… иначе тебе не хотелось бы отыскать их волшебную страну. Ты же знаешь, что купить билет в те края невозможно. Феи сами дают тебе пропуск в час твоего крещения… или не дают. Вот и все.

— Волшебная страна… звучит совершенно прелестно, правда? — мечтательно вздохнула Эмили.

— Конечно, ведь за этими словами стоят все сокровенные желания человеческого сердца, — сказал Дин.

Когда он говорил с ней, ей казалось, что она смотрит в какое-то заколдованное зеркало, в котором отражаются и обретают новое очарование ее собственные мечты и тайные надежды.