Кондотьер готовился к дуэли. Он кричал Тысячемуху: «Руку вправо, теперь влево» и для большей убедительности бил его кулаком по голове. Да так сильно, что у бедняги Тысячемуха череп трещал. А после тренировок — обед. Вернее, обедал один кондотьер.

Он ел всегда и всюду. Просыпался в восемь утра и сразу садился есть. Поедая мясо, диктовал Тысячемуху, что ему приготовить к десяти часам. В десять он во время еды решал, что будет есть в двенадцать. И так до самой полуночи. Тысячемух правой рукой должен был подносить ко рту кондотьера заячьи, утиные и телячьи ножки. И в нужный момент вынуть кость из зубов кондотьера и потом почесать ему голову. Все это надо было делать вовремя и молча, не дожидаясь приказаний. Но еще хуже было другое — смотреть на блюдо, полное всякой всячины и бояться сунуть в рот даже морковку. Да и чесать кондотьеру живот и чувствовать, как тот округляется с каждым днем, тоже не слишком приятно. У него же самого живот должен быть тощим, чтобы он плотно прилегал к спине кондотьера.

Но постепенно Тысячемух наловчился водить кондотьера за нос. Он понял, что главное — не упустить удобный момент.

Когда кондотьер объедался и напивался до чертиков, на него нападала сонливость. Он закрывал глаза и погружался в приятную дрему. Тут уж нельзя было терять ни секунды. Тысячемух подносил еду к своему рту, а кондотьеру, который ждал, разинув рот, лишь вытирал ладонью жирные губы. Ну а стоило кондотьеру после обеда заснуть, как правая рука выхватывала из тарелок куски мяса и незаметно выуживала у него из карманов лишний дукат. И что самое приятное, Тысячемух мог наконец сам себе почесать голову и живот.

Ближе к полуночи кондотьер начинал отчаянно зевать. Тут уж правая рука нежно прикрывала разинутый рот кондотьера либо терла ему глаза, если тот хотел еще раз поесть перед сном. Прежде чем лечь в постель, кондотьер расстегивал ремни, и Тысячемух без сил валился на землю. Кондотьер давал ему два-три пинка, и Тысячемух уползал в угол палатки.

Первое время Тысячемуху жилось не лучше, чем собаке, посаженной на цепь. Потом он все-таки выпросил у кондотьера свободный час после завтрака, обеда и ужина. Теперь он мог бродить по лагерю и даже потолковать о том о сем с друзьями. Но друзей у него было лишь двое: Початок и Недород. А они больше не желали разговаривать с правой рукой кондотьера. Тысячемуху пришлось снять серебряную оправу и надеть обычный матерчатый рукав, и все ради того, чтобы помириться с Початком и Недородом. Но они знай строят себе дом, а на него даже не глядят. А в перерыве между работой болтают о своих далеких подружках. Тысячемух сидит рядом и сгорает от желания присоединиться к беседе. Только они на него ноль внимания, словно никакого Тысячемуха нет и не было.

СТРОЯТ ДОМ

Початок и Недород в один прекрасный день остались без камней. Тогда они подошли к стенам вражеского замка и начали поносить часовых. Кричали им, что они трусы и жадюги, каких свет не видал. Часовые, понятно, разозлились и обрушили на наглецов град камней.

Початок и Недород еле ноги унесли. Но, переждав немного, незаметно подкрались к замку, подобрали камни и постепенно перетаскали их к недостроенному дому.

Тысячемуху надоело сидеть рядом без дела. Он было попытался левой рукой помочь друзьям — правой нельзя, а то кто-нибудь из офицеров донесет кондотьеру. Но Початок и Недород взяли камни, которые он положил у стены дома, и отнесли их на прежнее место.

Тысячемух встал и грустно поплелся в палатку. Что ему еще остается, раз бывшие друзья не хотят с ним говорить.

А вот друг с другом Початок и Недород беседуют с удовольствием.

— Я слыхал, будто в доме нужны еще и окна, — сказал Недород.