А Ности отпустил свою партнершу, сказав, что вернется к кадрили, и пошел разыскивать старшего Брозика, чтобы разжиться у него какой-нибудь едой. Ведь и желудок требует своего, особенно после столь скудного обеда, да еще после ходьбы, после танцев. Но Фери пришлось только намекнуть что он голоден.

Пока ему не нужно было ничего, его будто и не замечали никто не старался познакомиться с ним, теперь же сразу десятеро помчалось к своим корзинам, набитым едой; из пропитавшейся жиром шуршащей бумаги показались превосходные куски холодного жаркого, поросята, гуси, куропатки, зайцы торты, пончики и всякие другие лакомства.

— Сюда, сюда, братец! Этого отведайте! Не побрезгуйте нами! Уважьте и нас!

И пусть даже речь кое у кого хромала, не отличаясь особой изысканностью, зато венгерское гостеприимство расцветало здесь пышным цветом. Из корзин, карманов пальто и курток мужчины доставали припрятанные про запас обросшие паутиной бутылки, в которых переливалась золотисто-зеленоватая влага. Эти бутылки, уже солидного возраста, из городских подвалов вернулись сюда, на ту же гору, откуда их вывезли когда-то. Добрые люди наперебой предлагали Ности свои яства: «Этого поешьте, то очень вкусно. Что там у вас в стакане? Да бросьте, вылейте эту бурду. Эх, не слушайте их, мое отведайте!» Так угощали Фери все по очереди, и он уже не знал, что ему есть и пить; наверное, даже веспремский епископ не утопал в таком изобилии. Фери удобно устроился за столом, но не успел еще наесться досыта, как цыган уже заиграл первые аккорды кадрили; тотчас с двух сторон стали выстраиваться пары, а распорядители закричали во всю глотку:

— Господа, дамы! Начинается кадриль! Сюда, сюда! Да собирайтесь же, наконец, черт вас забодай!

Ности тоже вскочил и побежал искать свою партнершу. Оглядел волнующиеся ряды девушек, но Мари Тоот нигде не нашел, зато увидел Блиги, ее дога, который бегал позади девичьего базара. Ага, Блиги вырвался из лачужки и прибежал сюда! Ну, где Блиги, там и его хозяйка!

Он направился прямо туда и сразу же увидел Мари Тоот-, узнал ее по золотой короне волос, хотя она и стояла спиной к нему, укрытая листьями хилого абрикосового дерева, и беседовала с девицей в широкополой соломенной шляпе, схваченной лиловой лентой. Шляпа позволяла увидеть только ее подбородок. Девицы оживленно беседовали. С кем же это она подружилась? И вдруг незнакомая девица вскинула голову. Ности, смертельно побледнев, остановился как вкопанный. Мари Тоот беседовала с его бывшей невестой из Тренчена, с Розалией Велкович.

Розалия Велкович! Сон это или явь? Быть может, только галлюцинация, призрак, порожденный его совестью? Что нужно здесь Розалии Велкович? И почему она вступила в разговор именно с Марией Тоот? Не может столько случайностей поместиться в одну корзину… И все же это она, и душой и телом, это ее движения, ее манеры, вот она то опускает, то вскидывает голову, точно норовистый жеребенок, вот прелестно взмахивает руками, а вот и знакомая родинка под левым глазом. Ой, только бы Розалия не увидела его! Тогда все пропало!

Он должен был все обдумать и взвесить за какую-то секунду. Святой боже, какое несчастье и счастье одновременно!

Было ясно, что он должен бежать отсюда, пока она не увидела его (надо надеяться, что этого еще не случилось). Но что скажет Мари, она, верно, ждет своего кавалера? А он уже не придет, это безусловно. Очень стыдно удирать, но так хоть не все погибнет, можно будет потом как-нибудь объясниться. Если же она узнает, кто он, прелестное приключение превратится в жалкую погоню за невестой.

А ведь игра пошла уже не на шутку: речь идет теперь не только о приданом Мари (кроме нее, в стране немало богатых невест), но и о его сердце, которое беспокойно бьется, трепещет…

Он невольно повернулся и бросился в гущу толпы, чтобы незамеченным добраться до своего ружья и как можно скорее покинуть это опасное место.