Они обменялись довольно крепкими словами, после чего Раганьош тут же направил к нему в соседнюю комнату секундантов. Противник, однако, не принял вызова, объяснив это тем, что дуэль была бы неравной, ибо у него молодая жена, с которой он проводит сейчас медовый месяц в Париже, и в такое время обидно умереть, а господин советник, благо в Европе тихо, ничего интересного или примечательного здесь не оставит. Когда секунданты доложили ему об этом, Раганьош страшно разозлился и сказал друзьям: «Будьте любезны, подождите минуту», — потом сделал шаг назад к стульям у стены, на которых сидели девицы с мамашами и, выбрав одну из них (ту, что ему больше всех приглянулась), некую графиню Вилье, тотчас попросил и получил ее руку и сердце. (Надо заметить, что Раганьош был красавец мужчина.) Затем он велел секундантам передать, что дуэль будет равной, ибо у него тоже есть невеста. На другой день дуэль состоялась, тогда-то и получил он свой прекрасный шрам на левой щеке, похожий на красный позумент.
У Раганьошей собралось, несомненно, самое знатное общество. Ности, Хорты, Раганьоши и Хомлоди считались элитой комитата, испокон века царствуя в нем. И законы и моды в светской жизни устанавливали они. Надень какая-нибудь юная Хорт ворсистую юбку, и месяц спустя в Бонтоваре все будут ходить в ворсистых юбках.
Эти семьи составляли абсолютно замкнутый круг, и чужому редко удавалось проникнуть в него. Женщины их круга были почти все красивые и изысканные, мужчины имели обычно звание камергеров его величества короля и императора. Исключение составлял один Пал Ности, которого с самого начала предназначили быть политиком, так что он и не претендовал на камергерский золотой ключ, ибо в политике от него пользы никакой; к сердцу народа этот ключ тоже не подойдет, а ежели и подойдет, то не откроет, а окорее закроет его.
Впрочем, сегодня у Раганьошей веселилась довольно разношерстная компания, для которой в другое время двери дома были закрыты так плотно, что в них до сих пор не залетел еще ветер французской революции. Но выборная кампания удивительно разрушает этикет: голубая кровь отступает на денек и побеждают синяки, которые раздают друг другу противники в ходе партийных распрей. Нынче были приглашены те, кто ретивей всего выступал за Ности. В числе прочих тут был и вице-губернатор Полтари с супругой. Да, да, с супругой! А это грандиозная сенсация в комитате. Что же это такое? Бывшая кассирша Фани Вильд будет танцевать сегодня под портретами прабабок в пудреных париках, графинь, придворных дам и дам с историческими именами! Причем в том же зале, где некогда танцевали они! Быть может, сам Имре Раганьош, кичливый восьмидесятилетний старик, именно ее и поведет под руку к семейному столу, — ее, которая восседала между бутылками с ликером и за которой четыре года подряд волочились все поручики, перебывавшие в Кашше! И Имре Раганьош поведет ее, — он, который обычно держится так высокомерно, что вот-вот лопнет от спеси; он, еще в конце сороковых годов прославившийся заявлением: «Что за странный человек этот Кошут! Берется судить обо всем, хотя у него, наверное, нет даже тысячи хольдов земли!»
Полтари пленился прелестями этой белокурой Гебы в ту пору, когда он был присяжным поверенным, и женился на ней. Говорят, она была прехорошенькая, но доказательств этому не сохранилось никаких, кроме воспоминаний поручиков. Впрочем, рост у нее и сейчас отличный, стан величественный.
В ту пору толковали, что Полтари загубил этим свою карьеру, но некоторые утверждают, что именно женитьбе обязан он тем, чем стал, ибо Чашку (так прозвали городские фистофели бывшую Гебу кофейни) не принимали в хороших домах Бонтовара, поэтому муженек, как ни любил он легкомысленную компанию, карты и вино, вынужден был сидеть вместе с ней дома. Что же ему оставалось от скуки! Он занялся самообразованием. Набил голову познаниями и стал комитатским стряпчим, затем «златоперым нотариусом» и, наконец вице-губернатором. |