Через каждые десять дней – баня. Там заключенный сдавал свое грязное нижнее белье, а также курточку и брюки и получал от банщика чистые носильные принадлежности. Естественно, такой порядок мог и нарушаться – все зависело от руководства лагпункта.
Фактически заключенный в своем личном распоряжении имел: спальное место с постельным бельем, зубную щетку, пасту (порошок), мыло, полотенце и книги, не запрещенные для чтения в "зоне". Жизнь лагерника регламентировалась по часам и минутам. Он, как раб, должен трудиться там, куда его направит администрация лагпункта, делать то, что ему велят. Желание заключенного редко учитывалось при определении профиля его работы.
Если лагерник нарушал режим содержания (играл в карты, появлялся в "зоне" после отбоя, переходил из одного барака в другой, отказывался от работы и т.п.), то к нему применялись меры административного воздействия (от предупреждения, выговора, лишения права переписки, свиданий, получения посылок и передач до водворения в штрафной изолятор – с выводом либо без вывода на работу). К чему только ни прибегали отдельные тунеядцы, чтобы не идти на работу: одни натирали солью в подмышках, чтобы поднять температуру тела и получить в медсанчасти освобождение от труда; другие (так называемые "мастырщики") делали искусственные флегмоны; третьи ("глотатали шпаг") заглатывали различные предметы – ложки, зубные щетки, "якоря" и т.д.; четвертые ("членовредители") рубили себе пальцы, руки, наносили другие травмы и увечья… Тех, кто заглотил какой-либо предмет или совершил членовредительство (самокалечение), увозили на 16-й ОЛП – в центральную больницу для заключенных, где им делали операции по извлечению проглоченных предметов и проводили курс лечения. Все это время "пациенты", разумеется, не работали – "кантовались", по лагерному выражению.
Чтобы как-то предупредить такого рода явления, лагадминистрация водворяла "членовредителей" и "мастырщиков" (после их излечения) в штрафной изолятор. Нередко "членовредители" привлекались и к уголовной ответственности (по статье 58-14 УК – "за саботаж"). К ним ("саботажникам") приравнивались и тоже привлекались к уголовной ответственности отказчики от работы.
Оплата труда лагерников производилась по специальной сетке (тарифу) и по расценкам, которые были значительно ниже нормативов для вольнонаемных работников. Из заработка заключенного производились удержания за питание и вещдовольствие. Многие обязаны были платить по исполнительным листам: алименты, возмещение материального ущерба и т.п. И получалось так, что после произведенных удержаний у этой категории заключенных не оставалось денег на самое необходимое: курево, туалетные и письменные принадлежности, не говоря уже о приобретении продуктов питания…"
А вот как "воспринимал" течение своего рабочего дня на лесоповале рядовой лагерник:
"Промзона" – это квартал леса размером "километр на километр", огражденный от остальной тайги просеками шириной до 50 метров. Летом в пределах отчетливой видимости по периметру стоят вышки с часовыми (обычно "чучмеками" – узбеками, туркменами и т.п.), а зимой по просеке вокруг "зоны" прокладывается лыжня, по которой регулярно (через 15-25 минут) проходит наряд из 2-3-х охранников, обследующих "запретку" на предмет ее нарушения. При запуске в "зону" всех заключенных пересчитывают, как и при выходе из нее. Работают "от темна до темна". В обед – один час на прием баланды, которая в лесу варилась более "темная" (появлялись крупинки перловки, ячки, пшена). С наступлением темноты – "съем". Все бригадники волокутся к выходу на вахту. Пяти-десятиразовый пересчет наличия заключенных. "Пошел!", "ложись!", "стой!" – мат и все остальное "по заказу"… Главным исполнителем этого издевательства был начальник конвоя старший сержант Коростелев. |