- Видимо, генерал Хазард, - заметил Каннингу известный писатель Эдвин Мэйдт, - не без санкции свыше задумал все это с нехитрой целью - подлить масла в начинающий меркнуть огонь "холодной войны".

Как только Керри пришла в редакцию, Каннинг тотчас же пригласил ее к себе.

- Ну, что у вас новенького?

- Ничего, мистер Каннинг, - упавшим голосом отозвалась Керри. - Прямо руки опускаются - до того все замысловато...

- Ну-ну, - добродушно похлопал ее по плечу редактор, - не нужно только падать духом. Мы и не такое еще распутывали.

- А я вот прямо-таки не знаю, с какой стороны подступиться...

- Задача не из легких, конечно, - согласился Каннинг. Даже очень крупные специалисты в области телевидения и электроники не понимают пока, в чем тут дело. Вот вчера только беседовал я с профессором Дональдом. Уж это, как вы, очевидно, сами знаете, де только крупный, но и действительно знаменитый ученый. А что он ответил мне? Только плечами пожал.

- А известны ли ему вообще хоть какиенибудь случаи сверхдальнего распространения ультракоротких волн? - спросила Керри.

- Отдельные случаи известны, конечно, - ответил Каннинг, включая электрический вентилятор, стоявший у него на столе. - В 1935 году была, оказывается, хорошая радиосвязь между Америкой и Европой на волне в семь с половиной метров. В 1937 году Москва принимала японские передачи на волне в девять метров.

- Но ведь это всего лишь радиопередачи, - разочарованно проговорила Керри.

- Не только. В феврале 1938 года некоторые государства нашего континента принимали передачи лондонского телевизионного центра на волне около семи метров. Многие русские телепередачи смотрели в 1952 и 1953 годах в Германии, Бельгии и Голландии, а пражские принимались в 1954 в ряде областей России.

- Чем же объясняет профессор Дональд эти отдельные случаи дальних передач?

- Солнечной активностью. Влиянием солнечных пятен и вспышек. По этому вопросу, думается мне, лучше всего проконсультироваться вам у кого-нибудь из астрономов. Они ведь теперь имеют дело не только с оптическими телескопами, но и радиотелескопами, Кстати, у меня есть знакомый астроном - Джон Мунн. Он хотя и молодой, но, по отзыву директора Центральной обсерватории, очень талантливый человек. К тому же, кажется, именно он работает с радиотелескопами.

- У вас, я вижу, очень широкий круг знакомых, - не без уважения заметила Керри.

- Плохой бы я был редактор, если бы не имел знакомых в самых различных кругах общества, - самодовольно усмехнулся Каннинг, поглаживая свою гладко выбритую голову. - Ну, так как же, Керри, сдаетесь вы или мы еще поборемся?

- Что значит - сдаюсь! - удивилась Керри. - Я ни за что не сдамся!

- Ну вот и отлично! Поезжайте тогда в обсерваторию, а я подумаю, кого бы еще подключить к этому делу.

Спустя час Керри Демпси была уже за городом, в Центральной обсерватории ГрэндСити. Не без труда разыскала она в ее просторных павильонах астронома Джона Мунна.

Если бы Керри встретила Мунна где-нибудь на улице, она, пожалуй, приняла бы его за киноактера. Он был красив той стандартной кинематографической красотой, которая так примелькалась с экранов кинотеатров и телевизоров. Однако, когда Мунн улыбнулся, Керри переменила свое мнение о нем. Добрая, широкая улыбка совершенно стирала с лица Мунна весь его внешний кинематографический стандарт. Так улыбаться, как Джон Мунн, мог только очень душевный человек, а не безмозглый кинокрасавчик, за которого она приняла его с первого взгляда. Керри терпеть не могла красивых мужчин, считая их людьми недалекими, легкомысленными, неверными в дружбе и любви.

- О, я очень рад, что ваша газета заинтересовалась этими таинственными телепередачами, - оживленно заговорил Джон Мунн, как только Керри объяснила ему цель своего визита. - У нас тоже много говорят о них в последнее время. Только ведь я вряд ли смогу объяснить вам, в чем тут дело... И потом мистер Каннинг, видимо, напутал, полагая, что я работаю с радиотелескопами.