Сами решайте, что с ним делать.
Он не ответил.
Фэнси предприняла еще одну попытку сломать лед отчуждения между ними:
— В корзине мясо и свежий хлеб.
Он по-прежнему хранил молчание. Фэнси направилась к двери. Вдруг решившись, она остановилась и обернулась.
— Джон сказал, что вы умеете читать… Вы… научите меня и моих детей?
Йэн исподлобья смотрел на нее, обдумывая ответ.
— Разве у меня есть выбор?
— Да, — мягко сказала Фэнси. — Джону нужна ваша помощь в поле. Все остальное было бы вашей… любезностью.
— Почему ваш муж не научит вас?
Фэнси закусила губу — давняя привычка, от которой она тщетно пыталась избавиться. Она не хотела признаваться, что Джон не умеет читать и считать, что что-то мешает ему видеть вещи так, как видят их другие. Джон рассказывал ей, что домашний учитель называл его тупицей. Но она знала, что это не так. Джон обладал редкой проницательностью и хорошо разбирался в людях, однако всегда чувствовал себя неполноценным среди них и стыдился своего недостатка.
На ее глаза вдруг навернулись слезы. Она знала, что теряет мужа — медленно, но верно. Его бледное лицо с каждым днем все больше приобретало пепельный оттенок, дыхание становилось все более прерывистым. Отвары лечебных трав уже не помогали ему. Они с Джоном нуждались в помощи этого надменного чужестранца, от которого не приходилось ждать преданности. Да и с какой стати?
Его зеленые глаза пристально изучали ее. Фэнси захотелось солгать, но ложь всегда влечет за собой другую ложь. Поэтому она предпочла ответить неопределенно:
— Он очень устает после целого дня работы. — Это тоже было правдой.
Взгляд шотландца, казалось, пронзил ее насквозь. Но его лицо словно было высечено из камня.
— Вы должны поесть, — сказала она. — А потом отдохнуть.
— Как скажете, госпожа, — в наигранно угодливом тоне читалась плохо скрытая насмешка.
Фэнси вновь направилась к двери и, задержавшись на пороге, обернулась со словами:
— Ужинать мы будем вместе. Вечером я зайду за вами.
— Я бы предпочел есть здесь, — последовал резкий ответ.
— Мой муж желает, чтобы вы присоединились к нам.
— А-а, он хочет сделать меня членом вашей семьи, — протянул шотландец. — Что ж, передайте своему мужу, что это не подействует. Может, вы и купили мои руки, но не мои мысли и душу.
Фэнси сделала вид, что не слышала этих слов.
— Я зайду за вами, — и вышла, прежде чем он успел еще раз отказаться.
4.
Йэн был уверен, что Фэнси запрет дверь конюшни на засов, но она лишь притворила ее. Подождав несколько минут, он подошел к двери и слегка толкнул ее. Дверь поддалась.
Он вышел на залитый вечерним солнцем двор и осмотрелся. Неподалеку играл мальчик, одновременно присматривая за малышкой лет трех. Мальчик заметил Йэна и с любопытством уставился на него, задорно улыбаясь. Его рыжевато-каштановые волосы были смешно всклокочены и сияли на солнце. При взгляде на мальчугана у Йэна защемило сердце.
Лохматый трехногий пес при виде Йэна поднялся и неохотно гавкнул, словно вспомнив наконец, что облаивать чужаков — его долг. Потом он бросился вперед и, остановившись в футе от него, начал заинтересованно принюхиваться. Усевшись, собака глянула на Йэна такими умоляющими глазами, что он с трудом подавил желание присесть на корточки и погладить бедолагу. Он не хотел допускать ни малейшего проявления чувств по отношению к любому члену семьи Марш, включая животных. У него была собственная семья — или то, что он нее осталось, — о которой надо было заботиться. |