Она глядела и думала: неужто и рассветовцы отделаются общими фразами?
Очередь дошла до Поспелова. Василий Кузьмич не спеша поднялся на трибуну. Пригладил волосы. Посмотрел на Тарабрина. Сказал несколько гладких общих фраз…
И тут Анна заметила, как заерзал на своем стуле Челушкин. Он не сводил взгляда с Поспелова. Тот взглянул наконец на Челушкина. Челушкин торопливо кивнул. Еще раз кивнул. Кажется, они поняли друг друга.
И Василий Кузьмич как в воду бросился:
— Мы хочем отказаться от клеверов… Чивой-то с клеверами не тае…
Это уже начинался балаган. Обычный спасительный балаган. Поспелов мог выражаться грамотно, а если начинал коверкать язык, значит, уходил под прикрытие, пытался заслониться мнимым невежеством. Уж Анна-то знала, как хитрит Василий Кузьмич!
— А как по плану, товарищ Поспелов? — Тарабрин сразу насторожился. — Как у вас клевер в севообороте?
— Значится, — уныло промолвил Поспелов. — Только с ним у нас чего-то не того…
— Чего не того?
— Молоденький, жалко косить, а в передержке тоже не оправдывает…
— И что же вы предлагаете?
Челушкин не сводил взгляда с Василия Кузьмича. Поспелов потоптался на трибуне. Он не поднял руки, но Анна чувствовала, как мысленно он скребет пятерней затылок. Поспелов боялся Тарабрина, не осмеливался идти ему поперек, а нарушить план севооборота — это и значило идти поперек. С другой стороны, Поспелов не мог нарушить уговор с Челушкиным, это настроило бы против него всю молодежь и в Мазилове и в Кузовлеве.
— Мы ето… решили отказаться. От клевера. Сеять овес. Вико-овсяную смесь. Только она полягает. Так чтобы не полягала… овса поболе, а вики помене. В общем, на три пуда овса пуд вики. Так не полягает. Белок!
Все это Поспелов высказал на одном дыхании, чтобы сразу отрезать…
Но Тарабрина трудно сбить. Он понял, что Поспелов уводит совещание в сторону.
— Какой там еще белок? — строго спросил он. — Кто это позволит вам ломать план севооборота?
Поспелов повернулся в сторону президиума, посмотрел на Анну, — она поняла его взгляд: в случае чего — поддержи!
Однако Тарабрин торопил его с ответом, и больше уже не было смысла играть в невежество.
— У нас высчитывали в агрокружке, — насупившись, заявил Поспелов. — Вику с овсом в неправильной пропорции сеяли, вот вика и валит овес, никакой машиной не убрать. А ежели наоборот, овес вику держит, убирать легче, и урожай больше…
Точно выразился, не стал коверкать даже такое слово, как «пропорция». Разговор начинался серьезный, было уже не до шуток.
Тарабрин нахмурился.
— Кто же это у вас так решил?
И ведь он не против новшеств, он человек разумный, но надо же спросить, увязать, согласовать. Все должны понимать, что без няньки никуда, а нянька — аппарат, райком, райисполком, райсельхозинспекция.
Поспелов отрубил, сказал правду:
— Комсомольские звенья.
Тарабрин поднял брови.
— Даже не правление?
Поспелов заторопился, полез в карман, достал записку, загодя составленные для него «тезисы».
— Вика, Иван Степанович, с помощью обитающих на ее корнях а-зо-то-фик-си-ру-ю-щих бактерий усваивает из воздуха азот, накопляет в почве и подкармливает овес…
Это он уже не сказал, прочел, это был его самый веский научный аргумент.
Но что же будет, если каждый колхоз начнет ломать план севооборота? Что даст район в конце года в государственные закрома? Ослабь вожжи — и тебя захлестнет стихия…
Тарабрин встал.
— Довольно, Василий Кузьмич…
Поспелов предупредительно улыбнулся. |