— Довольно, Василий Кузьмич…

Поспелов предупредительно улыбнулся.

— Чего довольно?

— Пусть говорит, — шепнула Анна Тарабрину.

Тарабрин сделал вид, что не слышит. В этой самодеятельности повинна и Гончарова, ее послабляющее влияние.

— Довольно дезориентировать людей. Здесь не агрокружок, а ответственное совещание. Никто не позволит нарушать план севооборота…

Он согнал Поспелова с трибуны. Поспелов так это и понял и пошел вниз. Он был обучен не спорить с Тарабриным. Но неожиданно поднял руку и даже приподнялся со стула Челушкин.

— Дайте ему!…

— А чего, правда…

Это покрикивали уже другие.

— Пусть расскажет, как это овес с викой!

— Это надо продумать, — веско сказал Тарабрин.

— А мы здесь и продумаем!

Всходили семена, посеянные Гончаровой!

Тарабрин поднял руку.

— Товарищи, я вам объясню. Возьмем план севооборота. Ведь для чего-то план существует…

Он произнесет сейчас речь и поставит все на свое место. Еще минута, другая, и все войдет в обычную колею.

— А вы и нам дайте поговорить! — зло, даже ожесточенно крикнул Дормидонтов, председатель «Зари». — А то все слушай да слушай…

Приходилось, видимо, подчиниться собранию.

— Продолжайте, Поспелов…

Поспелову не хотелось возвращаться на трибуну. Но — пришлось. Однако нового он уже не сказал ничего. Просто изложил содержание брошюры, прельстившей мазиловских комсомольцев, чей почин рьяно поддержал Челушкин.

Вслед за Поспеловым попросил слова Дормидонтов. Это был несильный председатель несильного колхоза. Но о колхозе он даже не заикнулся. Он обрушился на райсельхозинспекцию, на райисполком, а косвенно, значит, и на райком. Он сказал, что план севооборота по району — искусственный план, надуманный, канцелярский. Сказал, что «Заря» никогда не поднимется на ноги, если все время кто-то будет за нее думать и решать. Позвольте сеять то, что нам самим нужно. Напоремся, нам же лапу сосать…

— Ну, хватит! — сказал после него Тарабрин. — Этак у нас действительно получится художественная самодеятельность. Планирование важнейшая часть экономической политики партии. Оно предусматривает планомерное развитие всего хозяйства…

Он сказал все-таки все, что хотел сказать. От общих положений перешел к частностям, сказал, что все замечания будут учтены, но план весеннего сева ломать он не позволит.

В его голосе все время что-то звенело, он не кричал, кричать он позволял себе только в кабинете и большей частью с глазу на глаз, но его предупреждающие интонации запоминались.

— Не переоценивайте себя, — произнес он с некоторой иронией и вместе с тем с явной угрозой. — Я бы никому не советовал утратить доверие райкома…

Анна тронула Тарабрина за пиджак. До чего же он любит угрожать! Тарабрин повел локтем, незаметно отстранил Анну.

— Так что учтите…

Он объявил перерыв. Надо было дать людям пообедать. Тарелка борща и бутылка пива иногда улучшают настроение.

Сам он пошел к себе в кабинет, позвал Анну.

— Анна Андреевна, хочу поговорить с вами…

Он попросил ее выступить. К голосу Анны прислушивались. Тем более что она агроном. Тарабрин хотел, чтобы Анна выступила в поддержку плана. Агрономически, так сказать, обосновала необходимость…

Анна обязана была поддержать Тарабрина. Но она не могла и предать Челушкина.

— А если я попробую рассмотреть агрономические рекомендации с некоторой перспективой…

Но ей так и не дали дотолковать с Тарабриным.