Анна решительно пошла к двери.
— Хозяйка уже спит, дочка одна, поздно.
— Рано! — крикнула Зина.
— Нет, нет, поздно, — возразила Анна уже на пороге. — Где уж мне гулять…
От водки кружилась голова, во всем теле чувствовалась слабость, хотелось спать — не столько даже спать, сколько лечь, и еще больше хотелось выйти на улицу, вдохнуть воздуха, которого так недоставало в тесной прокуренной комнате.
Она шагнула за порог и плотно притворила за собой дверь.
Улица спала. Редкие окна светились, да и те были задернуты занавесками, тусклый свет слабо пробивался наружу. Дома казались выше, чернее, а звезды в небе гораздо ближе, и даже собачье тявканье вдалеке придавало ночи не меньшую поэтичность, чем щелканье соловья.
Не успела Анна постоять с минуту одна, как дверь снова распахнулась. Она даже не поглядела, знала, что это Бахрушин.
— Анна Андреевна, — позвал он.
Он не сразу нашел ее в темноте.
— А вы куда? — спросила Анна.
— Надоело, — объяснил он. — Вот вас провожу.
Анна почему-то была уверена, что Бахрушин выйдет вместе с ней, может быть, поэтому она и заторопилась, она даже была удивлена, когда очутилась на улице одна, настолько сильна была в ней уверенность, что она нравится Бахрушину. Он ничего ей не говорил, но и на работе и сейчас вот, на вечеринке, смотрел на нее больше, чем надо. Собственно говоря, на вечеринке он только на нее и смотрел.
Он был общительным человеком, мог и пошутить, и посмеяться. Выпив, легко становился душой общества. А теперь эта душа раскрывалась только для нее… Он точно присох к ней.
— Пойдемте, — просто сказала Анна. — Ночь-то уж больно…
Она не договорила — больно темна, или хороша, или еще что, — она и сама не знала, какая эта ночь.
Они двинулись было по дощатому тротуару и тут же сошли на тянувшуюся обок тропу, плотно утрамбованную пешеходами. Никто их не обгонял, не попадался навстречу.
— Утомились, Анна Андреевна? — заботливо осведомился вдруг Бахрушин, но она не ответила, и они опять пошли молча.
— Я очень плохо знаю астрономию, — вдруг сказала Анна. — Знаю, конечно, какие-то звезды. Вега, Альдебаран, Большая Медведица. Но что к чему — совершенно не знаю.
На этот раз не ответил Бахрушин.
Они прошли еще какое-то время молча.
— Да, мы много чего не знаем, — согласился Бахрушин и неожиданно спросил: — Почему бы вам не сменить квартиру, ведь у вас небось тесно?
Он был прав, комната у Анны плохая, тесная, все время она на виду у соседей, но ей как-то в голову не приходило, что квартиру можно сменить.
— Да я уж привыкла, — виновато сказала Анна.
Бахрушин вдруг взял ее за руку и тотчас отпустил, и это понравилось Анне.
«Не разбалованный, не умеет ухаживать», — подумала она.
— Пойдем к реке, — предложила она. — Настроение какое-то такое…
— Поздно, — неуверенно возразил Бахрушин.
Толю не пришлось бы уговаривать, подумала она, он бы сам отвел ее к реке, и ей понравилось, что Бахрушин не похож на Толю, если ей кто и нужен, то уж никак не такой отчаянный и нетерпеливый, как Толя…
Она не ответила Бахрушину, просто свернула в переулок и пошла вниз к реке, и было приятно, что Бахрушин тотчас последовал за ней. Она с удовлетворением слышала, как шумно и, может быть, даже рассерженно дышит он за ее спиной.
Медленно текла в темноте Сурожь. Ночной мрак рассеивался у берегов, и было ощутимо, как темная вода стремится куда-то вниз, вдаль, к другим берегам и рекам. |