Изменить размер шрифта - +
Только чья-то бесприютная курица топталась у лужи. Но девчата были уже в сборе. Они сидели за амбаром, на завалинке. Милочка, все три Нины, Верочка, Дуся, Маша. Все в тапочках, рваных, заношенных, — удастся ли что заработать — это еще как сказать, а тапочками придется пожертвовать.

Они оживились, завидев Анну.

— А мы думали, проспите!

Но ни Прохорова, ни обещанной подводы не было.

— Маша, ты погорластее. Беги к Василию Кузьмичу. Где же лошадь? И на конюшню. А ты, Верочка, за Прохоровым.

Всех поднять, всех собрать — сколько уходит времени!

Пришел Прохоров, выдал мешки с кукурузой. Маша вернулась на телеге. Погрузили мешки, тронулись в поле…

Вот и участок, отведенный звену Милочки Губаревой: хорошая земля. Сама Анна отвела ее Милочке.

— Девчата!

Это Милочка обратилась к подружкам, она была заражена нетерпением Анны, ей тоже не терпелось взяться за эту землю, хорошо подкормленную, унавоженную.

— Ох, девушки, затеяли мы с вами… — сказала Анна и не договорила: она-то знала, что они затеяли, только по молодости девчатам все как с гуся вода. Не жаль труда, хоть и труда жаль, а если не задастся — засмеют, опозорят…

Вот они — эти пятнадцать гектаров, которые никто не хотел отдать и которые Анна прямо-таки вырвала из недоверчивых поспеловских рук.

Она вздохнула.

— Ну, девчата, взялись за гуж, не говори, что не дюж. Где-то машинами сеют, а мы — руками. Один выход — сажать вручную или голодать…

Милочка засмеялась.

— Трудней, чем при немцах, не будет.

— И то!

Поставили мешки с кукурузой. Анна бросила на мешок жакетку, засучила рукава кофты.

Милочка удивилась.

— Анна Андреевна, а вы куда?

— Давайте, девчата, действовать…

Что тут было такого? Простое дело, незамысловатый труд. А она испытывала такое удовольствие, точно ей привалило неведомо какое счастье.

Она с детства знала эту радость. Не столько знала сама, сколько замечала у взрослых. Но только теперь она понимала, что это такое: выйти в поле весной, после долгой зимы, вонзить лемех в сырую землю, провести плугом первую борозду, отвалить первый пласт… Господи, какое это ни с чем не сравнимое наслаждение! Все впереди, еще неизвестно — получится что или нет, неизвестно еще, каков вырастет урожай. Но — поднять эту влажную землю…

Она все двигалась, двигалась, шаг за шагом…

Девчата наблюдали за ней, как она это делает, потом пошли сами.

«Бог вам в помощь, девчата! Бог вам в помощь! — мысленно твердила Анна. — Только бы получилось, только бы удалось…»

Она шла и шла. Постепенно ощущение удовольствия улетучивалось. Она превращалась в машину, да и в самом деле — не ждать же машин, когда-то они еще будут, а жизнь не ждет — или ты ее, или она тебя!

Кто-то из девушек запел:

Синенький скромный платочек

Падал с опущенных плеч…

Анне вдруг захотелось заплакать, до того ощутимо где-то рядом возник Толя. Во время войны все пели эту песню…

— Ох, до чего ж и нудно, и трудно, — пожаловалась Верочка. — С ума сойти!

Анна была согласна с ней — тяжелая работа, с вечера она не думала, что будет так тяжело.

— Зато зимой молоко будет, — сказала Анна. — Дети с молоком будут…

В детстве Анне иногда казалось, что мать любит корову больше детей, с детьми она никогда не разговаривала так, как с коровой.

— Болезная моя, душенька, кормилица наша, матушка, золотце ты мое…

Она и пойло ей старалась получше заболтать, и сенцо посолить, и морковкой угостить иной раз.

Быстрый переход