Изменить размер шрифта - +
Аннушку мать не очень-то баловала морковкой, а уж с такими ласковыми словами не обращалась к дочери никогда.

Ты провожала и обещала

Синий платочек беречь…

Девчата пели протяжно и жалобно.

Ничего-то ты, Аннушка, не сберегла…

А может, сберегла?…

Интересно, тракторист испытывает такое же волнение, какое чувствовал мужик, выходя в поле с сохой? Любят ли доярки своих коров так, как мать любила Буренку?…

Девчата еще пели, но Анна уже не прислушивалась к песням. Она просто устала, было уже невмочь…

К вечеру звено засадило четыре гектара. Больше всех одолела Милочка. Смешная девчонка, чуть ли не моложе всех, худенькая, силы в ней не видать, но в работе мало кому удается ее обойти. Маленькая, да удаленькая!

Возвращались домой куда медленнее, чем шли в поле.

— Туговато, — призналась Милочка.

— А как завтра?

— Неужто утремся?

Они разошлись с уважением друг к другу. Никто не упал духом, все были уверены, что назавтра никто не раскиснет.

Когда Анна вернулась домой, палисадник тонул в сумеречном полусвете. Поднялась на крыльцо. Постояла. За дверью пело радио. Она открыла дверь. Алексей сидел за столом. Он тотчас выключил репродуктор. Из-за печки вышла свекровь.

— Дети спят? — спросила Анна.

— Спят, — не сразу ответил Алексеи.

— Зачем выключил радио? — спросила Анна.

— Так, — сказал он. — Надоело.

— Ужинать будем? — спросила свекровь.

— А как же? — сказала Анна. — Почему не ужинать?

— Кто тебя знает, — сказала свекровь. — Ходишь по людям Лучше бы мужние рубахи постирала.

— Да ведь вы стираете.

— Рубашка, которую жена выстирает, помягче…

Надежда Никоновна не осмелилась высказаться до конца.

Она подала картофельный суп, жареную картошку.

— Маленькую подать? — осведомилась она у сына.

Алексей вопросительно взглянул на жену:

— Как?

— С какой это стати? — возразила она. — Что за праздник?

— Как хочешь, — примирительно согласился Алексей…

Поужинали. Легли.

— Чего это тебя на кукурузу понесло? — спросил Алексей. — Ты агроном или кто? Полезла в грязи копаться. Для чего только училась? — Алексея обнял, притянул ее к себе. — Аня! Люблю я тебя все-таки…

Она отодвинулась от него.

— Ты чего?

— Спать хочу, — сказала она. — Подвинься.

Она повернулась к мужу спиной. Поясница у нее болела, как при родах. Надсадно, тяжело, ноюще. Но ничего нельзя было поделать. Кому-то надо работать, надо самой показать пример, без этого ничего не получится.

 

XXVI

 

Как-то, еще в бытность в Севастополе, Толя повез жену в Ялту. Дорога долго петляла по горным склонам с низкорослыми южными лесами, вилась обок с нависшими серыми скалами. Но вот машина на мгновение замерла перед приземистыми Байдарскими воротами, рванулась вперед, и перед ними открылся ослепительный простор. Бирюзовое море, зелень садов, сказочный голубой воздух, окутанные белой дымкой поселки, безграничный солнечный мир. Точно такое ощущение было у Анны сейчас, хотя на дворе бесновался вьюжный, коварный февраль.

Может быть, это звучит слишком романтично и даже наивно, но, вероятно, всякий коммунист, пришедший к партии по зову сердца, как-то особенно воспринимает партийный съезд, участником которого он впервые, пусть хоть и заочно, делается, став коммунистом.

Быстрый переход