|
Государевы люди сделали себе городок выше Черкасска с полверсты и вместе с козаками ходили под Азов, выжгли посады, были и под башнями, но ничего им не сделали. Всех козаков в Черкасске было только 3000 да государевых людей 7000. Крымцы навестили последних в их городке, но были отбиты. Государевы люди были привычны сидеть и отсиживаться в городках, но козаки привыкли нападать и грабить, оборонительная война была для них тяжела; они говорили: «Как стало на Дону войско быть, такого утесненья нам никогда не бывало: для промыслов ходить никуда нельзя, и многие без промыслов с Дону от нас разбредутся». Оставшиеся в Малороссии воеводы ссорились друг с другом. Воевода Чаадаев из Киева бил челом на воеводу князя Юрия Борятинского: «Пишет многие отписки у себя на дворе, со мною не говоря, и ни о чем со мною не советует, и во многие походы ключей городовых мне не отдает, оставляет их у человека своего Далматова, и перед своими друзьями хвалится, что он меня ото всего оттеснил, а ходит он в походы не для государевых дел, для своей корысти. Мая 23 (1661 г.) ходил он в маетность Печерского монастыря Иванково и, не доходя до нее, выбрав своих угодников, послал с ними людей своих, велел грабить на себя: ратные люди многие лошадей поморили, а пришли ни с чем; только искорыстовался князь Юрий и друзей своих накормил; а к тебе, великому государю, пишет все ложно и посылает с отписками своих угодников. Писал он к тебе, будто город Иванков взял и многие места и села повоевал; но писал ложно: кроме одного местечка Иванкова, нигде войны не бывало, и в том местечке никаких воинских людей, кроме тутошних жителей, не было и воевать было не с кем, а выграбил его для своей корысти, и церкви божии везде выграбил; добрых людей своим озорничеством всех отогнал, а меня называет изменником, будто я с теми людьми знаюсь для измены, и грозит убийством; а все это он делает по мысли головы Федора Александрова. Многие ратные люди говорят, что им подняться не на что, добра от нас никакого не чают, и многие из Киева бегают, на день человек по 20, 30 и больше». Обращая все более и более внимания на Европу, в Москве боялись невыгодного впечатления, какое произведут на нее разглашения поляков о своих торжествах над русскими, и сочли за нужное противодействовать этим разглашениям путем печати. Написано было изложение военных действий 1660 года, где выставлены успехи Долгорукого и вначале Шереметева, коварство польских комиссаров, дливших время нарочно, чтоб дать своим возможность собрать войско и дождаться татар; наконец, измена Хмельницкого и дурной поступок поляков с Шереметевым под Чудновом. Это известие отправлено было в Любек к Ягану фон Горну, чтоб он напечатал его на немецком языке и разослал по окрестным государствам. Между тем поляки хлопотали, как бы в другой раз не выпустить из своих рук Войска Запорожского. Здесь опять является главным действующим лицом известный нам Беневский. Юрий дал ему знать, что он собрал раду в Корсуни, и приглашал его на ней присутствовать. Беневский немедленно отправился и узнал на месте, что Хмельницкий непременно хочет сложить булаву, что некоторые под личиною дружбы к нему уговаривают его отказаться от гетманства, проча булаву кому то другому (Выговскому). Но Беневский, опасаясь от этого другого беды для республики, начал хлопотать, чтоб булава осталась за Хмельницким, который, по слабости своей, как нельзя лучше приходился для Польши. Чтоб окончательно убедиться, кого хотят выбрать в гетманы, Беневский призвал к себе полковников и начал им говорить, что Хмельницкий непременно хочет оставить булаву, так кого бы они считали достойным гетманства? Большая часть полковников сейчас же отвечали: «Об этом нечего беспокоиться: у нас уже готов гетман, мы пошлем кой к кому и тут же его изберем», – и начали расхваливать своего избранника, воображая, что эти похвалы приятны Беневскому. |
