Главное намерение речи Евстафия состоит в том, чтобы защитить честь Кирилла, как понимали ее монофизиты. Кирилл был защитником и покровителем унии: на этом утверждались в своих действованиях друзья уяии. Поэтому монофизитам, которые смотрели неприязненно на унию, необходимо было перетолковать, в своих интересах, в свою пользу униальную пору деятельности Кирилла, — представить, как будто унии в сущности и не было, как будто это было каким-то мимолетным явлением, которое не оставило следов в деятельности Кирилла. Это и делает Евстафий, нужно признать, с замечательной ловкостью. Он сначала заявляет, что вообще нередко случалось, что сочинения Кирилла перетолковывалось, как это случилось, по Евстафию, с анафематизмами Кирилла. К таким же сочинениям Кирилла, которые будто бы просто неправильно понимались, хитро Евстафий причисляет и его знаменитое послание к восточным: «Да возвеселятся небеса». Евстафий не отрицает, что это сочинение действительно принадлежит Кириллу, чего сделать он и не мог; но, по нему, Евстафию, Кирилл как будто бы и сам отказался от этого послания, когда написал несколько других, неодинаковых с первым по своему содержанию, ибо в них, заявляет с торжеством Евстафий, прямо исповедовалось, что «одно воплотившееся естество Бога Слова». Вот истинный, смысл слов Евстафия. Евстафий, как и все монофизиты, соглашались и не соглашались с Кириллом. Но напрасны усилия Евстафия исказить истинный образ деятельности Кирилла во время унии. Кирилл, действительно, нелицемерно вступил в братские сношения с аитиохийцами, никогда не отказывался и не раскаивался в устроении дела унии, ревностно заботился, чтобы она утвердилась в кружках антиохийских. Лжет Евстафий, что будто Кирилл в послании к Акакию и прочим высказал отступление от унии и исповедал монофизитство. Действительно, в этих последних встречается вышеприведенная фраза об «одном естестве»; но она употреблена Кириллом по причинам, которые нами уже достаточно разъяснены в своем месте; а главное — указанные послания имели целью доказать неразумие тех, кои отвергали учение о двух естествах во Христе. Это истинная цель посланий; однако же об этом Евстафий молчит и молчит. Итак, после наших разъяснений, оппозиционный характер собора разбойничьего в отношении к унии, полагаем, становится несомнителен.
В частности, в вопросе об образе соединения во Христе двух естеств Божеского и человеческого собор держался открыто монофизитства. Стоит заметить, что собор однако ничуть не разъясняет, подобно тому, как ранее и Евтихий, на чем, на каких основаниях и доказательствах опирается монофизитская доктрина. Оп молчит об этом. Не боялся ли он, чтобы подобными разъяснениями не допустить себе «обновить веру»? Моно- физитство на соборе не раскрывается, а просто провозглашается как готовая доктрина. Так, когда на соборе разбойничьем читаны были деяния собора константинопольского 448 года, в которых об Евтихии записано было: «Евтихий сказал: исповедую, что Господь наш состоит из двух естеств прежде соединения, а после соединения исповедую одно естество», Диоскор объявил: «и мы все согласны с этим». Собор подтвердил слова своего главы; «согласны», сказали члены собора. При другом случае на том же соборе, Диоскор сказал: «можем ли мы допустить выражение, в котором говорится о двух естествах после воплощения»? Нa это собор объявил: «анафема тому, кто употребляет подобное выражение; если кто говорит — два, анафема». Монофизитство собора — факт ясный.
Определив догматическую задачу собора, его основной характер, его направление, обращаемся к раскрытию и подробному обследованию вопроса: как отнесся собор к своим противникам, приверженцам антиохийской догматики, друзьям унии? Собор ефесский 449 года ознаменовал себя великим крушением для всей партии антиохийской, для всех поборников унии. Друзья антиохийской догматики не нашли себе пощады со стороны Собора. |