Изменить размер шрифта - +
Марше захотелось тут же умереть. От полученного удовольствия не осталось и следа. Более того, у нее появилось ощущение, что ценой пережитого ею наслаждения стало предательство самой себя.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.

— На мой взгляд, самая омерзительная вещь на свете — это слышать, как ты говоришь, что любишь меня, — холодно пояснил Винченцо.

Убитая внезапной переменой его настроения, Марша отвернулась. Только сейчас она вспомнила слова, которые вырвались у нее в момент кульминации страсти, когда ее тело и ум целиком находились в его власти.

— Но может быть, ты сказала это просто по привычке? — презрительно предположил Винченцо.

— По привычке? — спросила она дрожащим от горя голосом, поразившись его дребезжанием.

— Может быть, это нравилось Форбсу… но не мне… Я не питаю насчет тебя никаких иллюзий, а когда ничего не ждешь, то не из-за чего и разочаровываться, — заявил он, жестко рассмеявшись. — А сейчас, когда ему наконец пришлось смириться с тем фактом, что его «любовь» ушла к тому, кто больше ей платит, он, должно быть, очень расстроен.

Теперь Марша поняла все. Внутри у нее все как будто перевернулось, кулаки сжались с такой силой, что на нежной коже ладоней остались полукруглые следы ногтей. А потом, совершенно неожиданно невыносимую боль сменила дикая, звериная ярость…

 

 

— С меня хватит… Не желаю больше слушать твои издевательства! — гневно крикнула она. — Может быть, ты еще скажешь, что я обслуживала в борделе иностранных моряков? Или занималась стриптизом? Что еще ты в состоянии изобрести, помешанный идиот? Да как ты смеешь пачкать имя человека, о котором ничего не знаешь? Что тебе сделал Саймон Форбс?

Лицо Винченцо застыло в изумлении, он внимательно разглядывал ее. Потом на его чувственных губах промелькнула улыбка.

— Насчет тебя я могу допустить практически все. А вот он…

— Что он? — резко перебила его Марша. — Как ты думаешь, почему Саймон тебя так возненавидел? Да потому что он ухаживал за мной с пятнадцати лет — и все равно не имел того, что ты заполучил в месяц! Думаешь, легко ему было, когда он видел, как я влюблена в тебя, легко было отдать меня тебе?

— Но ты же сама призналась, что спала с ним…

— Да, черт тебя побери! Но все равно наши отношения с ним и с тобой даже нельзя сравнивать! То, что я давала ему и что испытывала с ним…

— Ага, все-таки ты призналась, что что-то испытывала с ним…

— Замолчи немедленно! Мы были с ним близки всего два-три раза… и я с трудом терпела его близость! Я всячески старалась избегать этого… А с тобой… ты сам знаешь, как я вела себя с тобой! И тебе не стыдно после этого обвинять меня в связи с ним! Потому что для тебя я просто посуда, лоханка для удовлетворения похоти — и все!

На скулах Винченцо выступили красные пятна.

— Не передергивай! — протестующе возразил он.

— Это ты передергиваешь! Потому что женщина для тебя только сексуальная машина, шлюха, потому что ты не можешь вытерпеть, что ты у меня не первый мужчина! Я скажу тебе, Винченцо Моничелли: хоть ты и предприниматель, миллионер и все прочее, но в душе ты средневековый дикарь! Ты так же устарел, как твой проклятый замок!

— С чего ты так разошлась, дорогая?

Выведенная этой фразой из себя. Марша буквально зашипела.

— Если ты не прекратишь, я… я выцарапаю тебе глаза!

— А с чего бы я должен был прекратить? Надеюсь, ты оставляешь за мной право отстаивать свои убеждения, хоть, с твоей точки зрения, они и выглядят средневековой дичью, — возразил ей Винченцо, ядовито ухмыльнувшись.

Быстрый переход