Изменить размер шрифта - +

    - Эка силищи-то нагнано, - раздавались негромкие голоса. - И откуда столько народа!

    - Небось со всех городов князь Владимирко-то народ согнал…

    - Крепко он за нас взялся!

    - А пущай крепко - скорее руки отсохнут…

    - Выстоим!

    - Чего - «выстоим»! Тамо вона какая сила!

    - А за нас Бог. И князь наш!

    Выкрикнувший запальчивые слова молодой ещё ополченец - юнец, усы только-только пробиваются, - оглянулся на Ивана Ростиславича: слышал ли тот. Князь и ухом не повёл - только пристальнее вгляделся в людей внизу. Согнанные в ополчение мужики бежали под стены неохотно. Галичане ночью обильно полили стену водой, теперь она вся покрылась толстой коркой льда, так что ни зажечь, ни вскарабкаться не удавалось. А сверху из-под заборол летели стрелы, и то один, то другой мужик падал. Снизу начали стрелять в ответ.

    Бой постепенно разгорался. Ивана мягко оттёр в сторонку Молибог Петрилыч:

    - Ты бы, княже, пересидел где в сторонке. Тута и без тебя управимся, а тебе под стрелы подставляться зазорно. Ещё подстрелят.

    Дружинники окружили князя. Мирон, низко надвинув на глаза шлем, скалился в злой горячей усмешке:

    - Сейчас бы в чисто поле выйти, да попытать силу силой! А то сидим, аки крысы, и ждём, пока нас выкурят.

    Иван так и загорелся. С начала осады он втайне мечтал о настоящей сече - в Звенигороде сказывал пестун, как ходил в молодые годы с дедом Володарем в бой, как совсем безусым отроком ратился и с погаными, и с ляхами, и даже со своим братом-русичем, когда была на Волыни замятия из-за Ярославца Святополчича. Недавно помер старый пестун, а рассказы его живы до сих пор и будоражат кровь. Не пришлось отцу Ростиславу как следует показать свою удаль. Так неужто сыну судьба отказала в воинском счастье?

    - А верно ты молвил, Мирон, - кивнул Иван. - Кабы выйти из-за стен, да кабы ударить по стану стрыеву!…

    - Выйти-то можно, - в Ивановой дружине большинство было молодо-зелено, разговор подхватили с лету. - Да маловато нас!

    - Удальцов кликнем. Нешто нет в Галиче добрых рубак?

 

    Чуть откатили вспять волны ополченцев, подхватывая своих убитых и раненых, а по улицам Галича поскакали вершники - звать добровольцев на княжий двор. О вылазке говорили тайно, боясь перебежчиков и боярских наушников - а вдруг как начнут отговаривать князя? - но всё равно большинство как-то проведало о том, что ночью Иван ведёт дружину во вражий стан.

    В числе добровольцев оказались и боярские отроки, а от них проведали и сами бояре. Чуть не полным числом явились на княжий двор. Иван в просторных сенях примерял бронь.

    - Чего удумал, княже? - петушиным, дрожащим больше обычного голосом вопрошал Хотян Зеремеевич. - Виданное ли дело…

    - А чего мне - за вашими спинами хорониться? - запальчиво ответил Иван. - Не для того я ставлея Галицким князем, чтоб заместо меня другие город обороняли! Я отец вам - вот и надлежит мне о детях своих печься! А идут со мной только те, кто сам охочь идти!

    У боярина Хотяна сын, без году неделя в княжеской дружине, тоже собирался и сманил с собой почти половину отроков.

    - А ну, как убьют тебя? Чего тогда делать? - всплеснул руками боярин Скородум. - Владимирке вдругорядь не поклонишься!

    - Убьют - знать, судьба моя такая.

Быстрый переход