Ещё в пути Иван узнал о последней воле покойного, душа его обливалась кровью и слезами. Неожиданно для себя он понял, что привязался к Изяславу Давидичу, который летами годился ему в отцы, да при случае так себя с ним и вёл. Что теперь ждало князя-изгоя? Как поглядят на него остальные Рюриковичи, когда последний покровитель и друг вот-вот ляжет в могилу? Святослав Ольжич помалкивал, и Иван терялся в догадках.

    Впрочем, лишних слов не надо было - обоих связала скорбь по Изяславу. В дни, когда с небес уже по-весеннему тепло и ясно светило солнце, на припёке весело орали почуявшие перемены воробьи, а снег начал подтаивать, оба то ли от горя, то ли от облегчения, что самые страшные труды позади, то ли в силу прошедших лет, не чувствовали друг к другу ненависти.

    Хоронили Изяслава Давидича седмицу спустя, в храме Бориса и Глеба. Святослав Ольжич плакал, не таясь. Иван крепился, кусая губы, жмурил глаза, загоняя слёзы внутрь, и не замечал, что они сами бегут по щекам.

    На другой стороне храма в окружении боярынь, прислужниц, поддерживаемая княгиней Святославовой, как каменная, замерла Елена. Глаза её лихорадочно блестели, она тоже кусала губы, едва не лишаясь чувств. Пока тело мужа было в терему, она голосила, падала на гроб и клялась лишить себя жизни, а тут вдруг замерла. Святославова княгиня даже тормошила её - дескать, поплачь, легче станет. Всё напрасно.

    Отходить стали только через несколько дней после похорон. В один такой день Иван сам пришёл к Святославу Ольжичу. Тот встретил бывшего подручного холодно, без приязни.

    - С чем пожаловал? - приветствовал с порога.

    - Князя Изяслава Давидича, коему я служил, нет на свете, - глядя в пол, начал Иван. - Потому и решил я, что не место мне в Чернигове.

    - Уезжаешь, стало быть? - Нечаянная радость шевельнулась в душе Святослава - уж больно непоседлив был изгой, с таким держи ухо востро.

    - Уезжаю, коли есть, куда ехать. Князь Изяслав удел мне дал - городец Вырь с Вьяханем и Попашем в придачу. Далече сие, на самом рубеже половецкой степи, в Посемье…

    - Знаю я эти места, - кивнул Святослав. - И ты, что же, туда подашься?

    Он подумал, что сыновья его как раз в тех землях владеют уделами - Олег в Курске, а младшим Игорю и Всеволоду, когда подрастут, - Рыльск да Путивль. Это совсем близко от владений изгоя…

    - Поеду… ежели пустят меня туда! - Иван вскинул на Святослава глаза.

    Голос его чуть дрогнул, и черниговский князь вяло отмахнулся - ступай, мол, на все четыре стороны! Правда, на миг в душе шевельнулось подленькое - схватить бы тебя сейчас, заковать в цепи и бросить в поруб. А за что? За какие провинности? И какая в том выгода? Посему счёл за благо отпустить.

    - А Елену Васильевну? - снова подал голос Берладник. - Изяслав Давидич мне завещал о ней печься…

    - Вот и пекись! Я-то при чём? - дёрнул щекой Святослав, про себя опять подумав: хорошо, что княгиня бездетна - не надо будет сирот кормить. Уйдёт в монастырь - одна ей теперь дорога!

    В тот же день Иван переступил порог княгининой светлицы. Не ожидавшая его Елена вскочила навстречу, как ужаленная. В тёмном вдовьем уборе, в глухом платье без шитья и украшений, спавшая с лица, бледная, с горящими глазами, она показалась Ивану неожиданно юной и хрупкой, словно не двадцатишестилетняя женщина стояла перед ним, а девочка лет пятнадцати.