Одно скажу: очень меня обеспокоило его появление на небосклоне нашей русской жизни после стольких лет, да что там лет — десятилетий забвения. Видел я в нем противника сильнейшего, это вам не конюший Челяднин-Федоров, и уж тем более не князья Шуйские, Вельские, Мстиславские иже с ними, не простой князь и не боярин, у него голова по-другому мыслит. Я уже начал думать о том, как бы Ивану эту грамоту передать и его об опасности предупредить, но тут он сам пожаловал.
Напрасно мы с княгинюшкой надеялись, что в Ярославле будем мы с ней в безопасности. Стоял этот город первым в списке очередных завоеваний Ивановых, стоило лишь на карту посмотреть, чтобы это понять. Вклинивался он во владения опричнины, препятствуя свободному проезду по Волге и перекрывая прямой путь к Вологде. Да и богат был очень, лакомая добыча.
Это был последний блестящий поход великого в ратном деле Алексея Басманова, как видите, я и врагам своим по заслугам воздаю. Так он все хитро сделал, что появления рати опричной под городом никто не ожидал и посему к обороне не готовился. Хотя о походе, конечно, знали. Войско с большим треском выступило из Москвы сразу после светлого праздника Рождества Христова и направилось на запад, в сторону Клина, Торжка, Твери, сопровождая свой путь обычными грабежами и погромами. Соглядатаи земские, убедившись в этом, гонцов во все стороны разослали, в том числе и к нам, в Ярославль. Тех гонцов Басманов нарочно пропустил, а после этого дороги все надежно перекрыл и больше уже никого не пропускал, сам же развернул рать на север и на рысях двинулся к Ярославлю. Туда же скрытно и заранее были отправлены из Слободы тяжелое снаряжение, пушки и весь запас огненный. В первых числах января передовые отряды опричнины появились под Ярославлем, народ в ужасе бросился под защиту стен городских. А какая от них защита? Город внутри Земли Русской находится, до него, почитай, двести лет никакие нашествия не доходили и волнений никаких в округе не было, так что стены ветшали за ненадобностью, мхом зарастали, ров мусором разным засыпали, и теперь на нем куры да свиньи разгуливали. Только кремль мог какое-то время устоять, но и для его обороны сил явно не хватало. Рассудив это, власти городские решили отдаться на милость царя, послали навстречу ему архиепископа Пимена и депутацию от всех сословий городских во главе с князем Одоевским. Уговаривали и меня с ними идти, но я убоялся.
Иван встретил их нелюбезно, Пимен хотел его по обычаю крестом осенить, но Иван к кресту не подошел и принялся поносить святого старца последними словами: «Ты, злочестивый, держишь в руке не крест животворящий, а оружие, и этим оружием хочешь уязвить мое сердце. Ты вкупе с горожанами удерживаешь вотчину мою в неповиновении мне и предаешься богопротивной земщине. Ты не пастырь и не учитель, но волк, хищник, губитель, изменник, нашей царской багрянице и венцу досадитель!»
— Да в чем же наша вина, царь православный? — вступился за Пимена князь Одоевский. — Не мы себя в земщину определили, а ты сам по договору с боярами, и договор тот на Соборе Земском утвержден, и все мы на нем крест целовали.
— Ваша вина мне ведома! — вскричал Иван. — И доказательство ей здесь! Эй, послать всадников в храм Софии, пусть за иконой Богоматери пошарят, а что найдут, сюда доставят!
Это не я Ивана навел! Ну это вы знаете. У него, видно, другие доброхоты были.
Князь Одоевский и многие из депутации, в дело посвященные, побледнели и уже молились тихо в ожидании казни неминуемой, но, к их изумлению, посланники Ивановы вернулись с пустыми руками. Иван тоже был этим немало раздосадован и в гневе отпустил городских, сказав, что их вины и свой приговор он им завтра объявит.
На следующий день приговор стал ясен без всякого объявления. Вокруг города встали крепкие заставы, так что никто не мог уж из него выбраться, а на всех пригорках опричники принялись устанавливать пушки, к осаде изготавливаясь. |