Глава 2

Солнечный зимний день. Скрипучий снег.

Возок остановился возле небольшой площадки на берегу Яузы, и Елена Васильевна смогла понаблюдать за играми сына. Там, на импровизированном плацу с добротно притоптанным снегом, сотня недорослей посадских развлекали своего Великого князя…

Выстроившись в четыре шеренги по двадцать пять человек, ребята четырнадцати-пятнадцати лет пытались маршировать. Елена, правда, не знала, что именно они делают. Подростки оперировали длинными увесистыми палками, двигаясь под рваный барабанный бой. Удар – шаг. Удар – шаг. И так далее.

– Странная потеха, – произнесла Елена.

– Отчего же? – удивилась ее мать, Анна.

– А что в том хорошего?

– Ты что-нибудь слышала о ландскнехтах? Я их видела в молодость свою. Знаешь, зачем палки они вот так держат? Это, мыслю, чтобы привыкнуть к весу длинного особого копья. Его пикой называют.

– Вот как? – выгнула брови Елена Глинская. – Ты уверена?

– С нашим мальчиком ни в чем нельзя быть уверенным. Но видишь вон того человека, – указала Анна Стефановна на крутившегося вокруг внука худощавого мужчину. – Это Ганс Шмульке. На последней литовской войне его в полон взяли. А он, сказывают, из ландскнехтов.

– И как он возле сына моего оказался?! Кто его пустил?! – разозлилась Елена. Ее совсем не обрадовало, что какие-то проходимцы прилипают к сыну. И хорошо, если ради корысти. А если их кто подослал для дела дурного?

– Так Ванюша сам его приметил. Как по всяким мастерским стал лазить, так и нашел. Он при Якобе фан Веллерштадте был. Подсоблял в работах у избы пушечной.

– Ясно, – нехотя кивнула Елена и кивнула возничему. Тот тронул, и возок «заскрипел снегом» в сторону потешной сотни…

Прошел ровно год с того знаменательного заседания Боярской думы.

Елена выжила и сохранила свои позиции регента. А вот положение Шуйских существенно ухудшилось. И это при том что со стороны как самой Елены, так и ее людей никакого явного противодействия им не было.

Андрей свет Михайлович наотрез отказался соблазняться. Видимо, сказались те три года в холодном подвале, куда его Елена упрятала. Поэтому ему нашли другое приключение – отправили в Пермь наместником, нашептав, что Строгановы золото моют тишком по ручьям. Выехал он, значит, и через три месяца новость пришла о «геройской смерти» этого «славного мужчины» . Строгановы не поняли его неуемной алчности. А места там глухие, дикие, люду лихого множество. И татары опять же. В общем, погиб Андрейка не за понюшку табака. Но Великий князь о том не печалился. Да и зачем? И врага сгубил, и со Строгановых виру вытряс. Тайно, без огласки. Они ведь понимающие, за убийство наместника, да еще кровей, можно и головы лишиться всем семейством. Заплатили. Охотно заплатили. Тем более что Великий князь слишком много и не просил.

Василий Васильевич, прозванный за риторические таланты Немым, также отправился в Страну вечной охоты. Шестьдесят лет – солидный возраст для тех лет. Он и так своим ходом в относительном покое должен был отойти в ноябре 1538 года, а тут Ванюша его делами нервическими загрузил по самые гланды. Подготовка большого посольства – дело непростое. Да еще в обстановке полного бардака и конфликтов с братом своим двоюродным за скудные ресурсы. Вот он в мае и преставился на глазах у многих. Как стоял, так и упал. Сгорел на службе государя, как и Андрейка…

В результате этих бед число желающих занять престол Московский сильно уменьшилось. По сути, из совершеннолетних значимых претендентов осталось только двое. Это изрядно перезрелый Иван Васильевич Шуйский, балансирующий на пороге старости, и молодой да горячий Федор Иванович Скопин-Шуйский.