— А жена Карла? Злата?

— Она с нами ужинала. В санатории. Потом мы ее проводили. Она жаловалась только на мужа… Следующая встреча была уже во время похорон Юдит.

— Злата никогда не была у вас?

— В Москве? Никогда.

— И вы тоже?

— Нет. Это очень тяжело…

Денисов уточнил у его жены:

— За пятьдесят лет действительно ни весточки, ни письма?

Она кивнула:

— Я думала, что все погибли. Муж вам сказал. Такое страшное время было…

— Вы долго жили вместе с сестрами?

— Когда я уехала из Латвии, мне не было и двадцати…

Денисову передалось ее внутреннее беспокойство. Женщина щурилась — словно смотрела на покрытое сажей стекло, в какое наблюдают затмения. Что она там видела? Сестер, подруг? По документам Юдит на четыре года была старше ее, Злата на год моложе.

— Мы жили долго на Севере, — Вайнтрауб подхватил разговор. — Потом мне разрешили возвратиться. Восстановили в партии. В правах. Дали льготы. Все, конечно, не сразу! -Вайнтрауб говорил как человек, который уже перестрадал гибель близких своей жены и больше это уже его не касалось. Верил ли он сам в то, что жене грозит опасность? Или просто хотел ее успокоить?

«Мать говорила о таких, — вспомнил Денисов. — «Им все до верхней пуговицы»… Как сейчас говорят — «до фени» или «до лампочки». Почему до «верхней»? — спрашивал он мать. — «Самая легкая, — говорила она, — сама так и идет в руку…»

— Телевизора у вас нет? — подтверждая его догадку, неожиданно спросил старик. — В девять пятьдесят пять репортаж о завершении визита Рейгана…

— Телевизора нет, — мягко, как ребенку, сказал Бахметьев. Он вынул платок, осторожно, концом промокнул покалеченный глаз.

— В десять сорок проводы. Прямой репортаж… — Вайнтрауб заметно заскучал.

«Пустословие — первый признак старости…» — Денисов где-то читал об этом.

— Кто кого из вас узнал на взморье? Вы же все сильно изменились… — обратился он к женщине. — Вы — сестер? Или сестры вас?

— Юдит узнала меня, — объяснила Вайнтрауб. — Мы ведь со Златкой на одно лицо.

Королевский достал протокол допроса, постучал по столу. Пора было заканчивать.

— Вопросы есть? — спросил он.

Все отмолчались. Видновский заместитель сказал:

— С завтрашнего дня, товарищ Вайнтрауб, мы организуем вашу охрану. И будем охранять, пока либо не раскроем эти преступления, либо не убедимся в том, что вам ничто не угрожает.

— Да, надо же что-то делать… — подхватил Вайнтрауб. — Я, например, если бандит полезет, справиться уже не в состоянии. Хотя на один удар меня, может, и хватит…

Сабодаш возвышался над пультом в кресле, которое было поднято до упора. Колени дежурного касались столешницы. Не поднимаясь, Антон дотягивался до всех, даже самых дальних, почти никогда не участвовавших в жизни дежурки тумблеров связи. Они назывались «Нижний конкорс» и «Торговые ряды».

— Как дела? — Антону было мало новостей, шедших в дежурку по официальным каналам.

— Нормально. Карл не звонил? — спросил Денисов.

— Он сейчас приедет.

На пульте зажегся огонек — Антон протянул к тумблеру пудовую лапу.

— Да! — Он передал трубку Денисову. — Это Ниязов. Он уже звонил. Держи…

— В поликлинике на Житной истории болезни Хойны нет, -крикнул Ниязов, он не мог говорить спокойно, как многие из тех, кто познакомились с телефонной связью уже в зрелые годы.