Сцена действительно высокохудожественностью не отличалась, переделать реплики можно было прямо на ходу. Уж что говорить мужчине в такой ситуации, я точно знаю.

Перед началом съемки я сидела на стульчике и практически медитировала, бесконечно повторяя «Я сильная независимая женщина». Хотелось в кадре приблизиться хотя бы самую малость к моей героине. Риннэлис Тьен ведь действительно была и сильной, и независимой, она не уступала окружающим ее мужчинам. И уж точно никому не могло прийти в голову силком уложить Риннэлис Тьен в постель, с нее сталось бы и такого леща дать, что потом обет целомудрия впору приносить.

— Ладно, Лэйси, Лесли, давайте начнем, что ли, — вздохнул Сэм, занимая свое место в раскладном креслице.

В глазах — тоска, плечи поникли. Словом, ларо режиссер не ожидал от импровизаций на своей съемочной площадке ничего хорошего.

— Готовы, — ответил за нас обоих Николсон и резко дернул меня за руку, буквально поставив на отмеченную ассистентом режиссера метку на полу. Как будто я была вешалкой или вазой.

— Да ты… — вызверилась я на партнера, уже всерьез собираясь попортить ему загримированную физиономию.

— Вот это выражение лица и оставь, — неожиданно обрадовался Николсон.

Ругаться я продолжила уже про себя, но так же вдохновенно.

Щелкнула хлопушка, и я заставила себя стать ею, Риннэлис Тьен, пока еще без Аэн.

Как же долго отрабатывала я перед зеркалом осанку и походку, которые, по моему мнению, наиболее сильно походили под те описания, что давали будущей Третьей леди каэ Орон современники.

«Она держалась так прямо и закаменело, будто всегда носила поверх форменной мантии стальные латы, а двигалась как стрела, пущенная в полет». Поэтично, конечно, однако…

Я хотела стать ею, пока камера снимает.

— Вы желали видеть меня, Ваше величество.

Первая реплика подана как надо, даже интонации полностью изменились, совершенно не похожи на мои обычные.

— Верно, ларэ Тьен, — проникновенно и очень недобро улыбнулся мне уже Генрих Эролский и именно он и никто иной. — Однако вы явно не спешили на зов.

У меня тут же возникло ощущение, что передо мной стоит правитель семисотлетней давности. Рациональная сторона натуры твердила «Его уже давно черви сожрали», но как-то звучало не очень уверенно. Гаденыш Николсон был талантлив, хоть плачь.

— Служба государю важнее прихотей государя, — неожиданно для самой себя выдала я фразу, которой в сценарии не было. Само вырвалось. Случалось иногда такое, и после Сэм громко кричит, а партнеры по съемкам глупо хлопают глазами.

Вот и на этот раз члены съемочной группы замерли на месте, ожидая худшего.

— Так королевская воля для вас лишь прихоть? — процедил Николсон и начал передвигаться от окна, своей начальной точки, ко мне.

Шел он неспешно, по-настоящему царственно, с идеально прямой спиной, а в каждом движении проскальзывала едва уловимая вальяжность, которая часто встречается у облеченных властью.

Вот же зараза… Ну почему Николсон так легко входит в роль?

И, главное, как отвечать теперь? Наимпровизировалась на свою голову! Главное, чтобы выражение лица не выдало.

— Воистину, — ответила я самым протокольным тоном и вытянулась по стойке смирно, глядя прямо перед собой.

Наверное, не лучший вариант, однако Сэм еще не кричал «стоп», а Лесли не спешил выходить из роли Генриха Эролского.

Оказавшись рядом, Николсон смерил меня высокомерным взглядом в стиле «Все падите ниц», а потом резко толкнул меня в сторону двери. Впечаталась в твердое дерево я качественно и душевно.