Оказавшись в коридоре, Сергей прикрыл за собой дверь музея и огляделся. Коридор был тих и пуст, лишь в музее невнятно бубнили голоса. Дорогин вынул из кармана сигареты, закурил, отошел к окну и стал смотреть во двор. Никаких догадок и предположений по поводу произошедшего здесь дикого случая у него не было. Он и не собирался строить догадки. Его делом было доставить сюда Варвару и Клюева, а патом отвезти их обратно в редакцию. Он не собирался ничего расследовать. Для этого существовали майор Круглов и его подчиненные.

Через окно он видел, как санитары вынесли из дверей школы укрытые простыней носилки. Под простыней угадывались очертания тела. Машины с экспертами во дворе уже не было, а через минуту уехала и «скорая».

Водитель не стал включать мигалку и сирену – торопиться его пассажиру было уже некуда.

Из дверей в сопровождении рослого сержанта торопливо вышел майор Круглое, махнул рукой второму сержанту, который все еще торчал на крыльце, и устремился к милицейскому «уазику». Перед тем как сесть в машину, он что-то сказал бесцельно слонявшимся по двору учителям, и те с видимой неохотой потянулись к дверям. Дорогин понял, что майор предложил им разойтись по рабочим местам, и торопливо, в четыре длинных затяжки докурил сигарету. Учеников в здании не было, но курить в школьном коридоре все равно было как-то неловко, словно из-за поворота вот-вот мог показаться кто-нибудь из учителей, взять за ухо и отвести к директору, как в давно забытые времена золотого детства.

По лестнице, шаркая подошвами по бетонным ступенькам и о чем-то переговариваясь, поднимались несколько человек. Часть их миновала второй этаж и пошла подниматься дальше, а трое или четверо появились в коридоре и сразу же уставились на Дорогина, приняв его, по всей видимости, за сотрудника милиции или коллегу Белкиной. Муму смущенно кашлянул в кулак и отвесил неловкий полупоклон. Строгие педагогические дамы поздоровались с ним вежливо и холодно, после чего разошлись по своим кабинетам, бросая опасливые и любопытные взгляды на взломанную дверь музея.

Одна из них, сутулая и очень некрасивая девица лет двадцати пяти или тридцати (точнее определить было трудно), поблескивая очками то на Дорогина, то в сторону музея, отперла расположенную по соседству с музеем дверь и вошла в кабинет. «Класс изобразительного искусства», – прочел Дорогин укрепленную на двери табличку.

Он не спеша двинулся вперед и постучал в эту дверь, еще не зная, что скажет. У него было явственное ощущение, что в этот кабинет просто необходимо наведаться, но зачем это нужно, он не смог бы сказать даже под пыткой. Вероятнее всего, причиной этому был учитель истории Перельман, а точнее – та почти инстинктивная неприязнь, которую Дорогин к нему испытывал. Перельман зачем-то врал Белкиной, и делал он это не так, как делал бы испуганный и потрясенный до глубины души человек, а как человек, которому есть что скрывать. Муму никогда не считал себя тонким психологом, но лгунов на своем веку он повидал предостаточно и почти всегда мог определить, говорит его собеседник правду или врет прямо в глаза.

– Войдите, – послышалось из-за двери в ответ на стук.

Сергей повернул ручку и вошел в кабинет.

Кабинет понравился ему с первого взгляда. Здесь было светло и чисто. На стенах, помимо неизбежных планшетов с наглядными пособиями, висело множество рисунков – как детских, так и выполненных умелой, явно взрослой рукой. Вероятнее всего, довольно грамотные, хотя и скучноватые, на вкус Дорогина, акварельные натюрморты были написаны учительницей – той самой бесцветной особой в очках, которая сейчас стояла у своего стола, с испугом глядя на вошедшего.