Кривую стрелу… Но не такую, как Гордон. — Радовский оторвал пристальный взгляд от окна и некоторое время молча смотрел в глаза Воронцову. Покачал головой и сказал: — И не такую, как я. Впрочем, бог выправит любую. Только бог. Только на него и надежда. — И Радовский оглянулся на огонек зажженной глиняной лампадки.
Солнце ушло за сосны, и озеро сразу обрело стальной отлив. Теперь оно казалось будто вогнутым, воды словно отхлынули. Зато яснее и глубже проступили дали. Солнце перекинулось на другую сторону озера, и там, на отлогом берегу, среди изумрудно-зеленой отавы засияли белые стволы берез. Неужели где-то идет война, глядя в тесное оконце кельи, думал Воронцов. Какая жестокая бессмыслица! А где-то в Красном лесу, совсем неподалеку, затаилась диверсионная группа Юнкерна.
— Я сразу его узнал. — Радовский прислушался к звукам, доносившимся со стороны озера. Но, увидев Нила, который тащил по просеке, вытоптанной в зарослях камышей, лодку, успокоился и продолжил: — Он тоже. Я понял это по мгновенному испугу. Я знал по школе: человек он хладнокровный, расчетливый, смелый, но глаза его выдавали. Особенно в первые мгновения. Так бывает со многими. Потом он понес какую-то чушь. Начался театр. Стало даже смешно. Вышла женщина и повела его в дом. Там, по всей вероятности, он и жил все это время. Она мне все рассказала. Должно быть, подумала, что я из Смерша. Даты совпадали. Гордон появился в деревне через несколько дней после высадки группы проверки. Два дня я прожил у них. Пытался с ним заговорить. Никакой реакции. Потеря памяти. Амнезия.
— При амнезии у человека стирается из памяти прошлое. Он забывает кто он, откуда пришел, имя, близких. Но настоящее он воспринимает как вполне нормальный человек. У меня во взводе был такой случай. После налета «лаптежников» бойцы привели второго номера пулеметного расчета. Но у него буквально через неделю все прошло.
— А этот выглядел полным идиотом. Конечно, переигрывал. Но на второй день он исчез. Хозяйка рыдала. Я понял, что это была уже не игра, и поспешил тоже уйти. Через несколько дней пришел сюда. На хуторе стараюсь не показываться. Аня и Алеша приходят сюда. Этого мне достаточно. А с Юнкерном встретились в лесу. Ночью я набрел на их лагерь. Обошел посты и окликнул Турчина. Я узнал его по голосу. Это было ошибкой. Я подумал, что Турчина направили на поиски пропавшей разведгруппы. Оказалось все гораздо сложнее. Владимир Максимович сразу понял, куда я иду. Юнкерн тоже знает о существовании хутора. Он помечен на его карте. Но обнаруживать себя не хочет. А Турчин сделал вид, что ничего не знает о моих связях с хутором.
— Если они проберутся к аэродрому и что-нибудь там взорвут или хотя бы попадутся, Смерш начнет прочесывать лес. И набредет на хутор.
— В том-то и дело.
— Тогда надо уходить. Вам и Анне Витальевне с сыном.
— Куда? В лесу у нас появится сразу два опасных врага: и Смерш, и Юнкерн. Так что Ане с Алешей лучше отсиживаться на хуторе. А мне там не появляться. Но этот покой висит, как ты понимаешь, на волоске.
— Может, Алешу увести в деревню?
Воронцов буквально почувствовал, как вздрогнули плечи Радовского.
— Я должен сохранить сына во что бы то ни стало. — Он посмотрел в глаза Воронцову. — Любой ценой. Понимаешь?
— Тогда, Георгий Алексеевич, Алешу действительно лучше отправить в Прудки.
— Алеша, Аня, да родительские могилы на старом сельском кладбище… Больше у меня ничего нет. Родина? Как будто и есть. Но ее и нет. У меня — нет. Потому что кто я здесь? Вот у тебя, Курсант, родина есть. И ты твердо знаешь, кто ты здесь, на своей земле. Потому и дрался на фронте — за правое дело. Так ведь? Наше дело правое… Враг будет разбит… Победа будет за нами… Это мощные слова. |