Сбить его, запутать Вадиму не удалось. «Парень себе на уме, но слушаться будет», — подумал Вадим. И изложил идею по поводу тактики защиты.

Сергей помолчал с минуту, внимательно глядя на Вадима, и спросил:

— А ты завтра приедешь?

Переход на «ты» с адвокатом мог означать либо панибратство — это ж наемный работник, либо проявление доверия к близкому человеку, другу. Вадим понял, что здесь второе. Он не показал, что заметил перемену, но и сам перешел на предложенный стиль общения.

— Честно говоря, не хотел бы. Я в последний день перед началом процесса всегда уезжаю куда-нибудь — либо в лес, либо на Воробьевы горы. Ты не возражаешь? Мне надо походить, подумать, дать устояться мыслям. Адвокатская профессия — творческая. У каждого своя манера.

— Хочешь сказать: «Перед смертью не надышишься»? — печально улыбнулся Сергей.

— Мы с тобой на эту тему уже говорили, — постарался как можно строже сказать Вадим. — И давай больше не будем.

— Так я же не о себе, а о тебе, — рассмеялся Мирский. — Ты волнуешься больше, чем я. Я буду волноваться перед приговором, а ты сейчас — перед процессом. Знаешь, Вадим, я думаю, мы справимся. И в тюрьме люди живут, и, процесс проиграв, адвокатами остаются. А о тебе здесь, у нас, отзываются хорошо. Так что без работы не останешься.

«Бред какой-то! — опешил Осипов. — Это он меня успокаивает?!»

— Спасибо за заботу, — откликнулся Вадим с деланной благодарностью. — Я не за себя переживаю, а за тебя. Уж больно по-дурацки ты влип!

— А если за меня, — стал серьезным Сергей, — то помоги в том, в чем действительно можешь.

— Так я и собираюсь…

— Нет, я не о суде. Это — как получится. Могу рассчитывать, что ты меня не выдашь?

— Сережа, ты что?! Есть такое понятие — адвокатская тайна…

— Я не об этом. Как мужик — мужика!

— То есть? Могу или нет?

— Ну да. — Вадим не улавливал, о чем пойдет речь. Но глаза Сергея, в отличие от его напористо-агрессивного тона, выражали такую мольбу, что Вадим чувствовал: о чем бы Сергей ни попросил, не откажет.

— Понимаешь, Вадим, у меня с Милой давно не все ладно. Она холодная, расчетливая. Любила ли она меня? Не знаю. По-своему, как она может, наверное, любила. Может, и сейчас любит. Но себя она любит больше. Даже больше, чем сына.

— Ну зачем ты так?

— Не перебивай, пожалуйста! Есть другая женщина, ее Лариса зовут. Мы с ней встречаемся уже два года. Вот она меня правда очень любит. И я ее. Она разведенная, у нее дочь, но она меня действительно любит. Ей от меня ничего никогда не надо было…

Мирский говорил долго. То улыбаясь, то еле сдерживая слезы. Он рассказывал, как случайно познакомился с Ларисой, пришедшей к нему — директору магазина — качать права по поводу прокисшей сметаны, которую у нее отказывались принять обратно. Как они сначала просто подружились, естественно, на взаимовыгодной основе — она не пишет ничего в жалобную книгу, а он периодически дает ей возможность побаловать дочь дефицитом. О том, как месяца через два Лариса пригласила его днем, в обеденный перерыв, благо жила в соседнем с универсамом доме, зайти попить кофейку. Как ему понравилось у нее, прежде всего чистотой и порядком.