Жена еще раз стукнула его.

— Замолчи ты.

Дейв замолчал. А Нед произнес через несколько мгновений:

— Не надо ее ненавидеть. Не надо даже не любить ее. Она вне этого. Еще больше, чем они.

Остальные три человека смотрели на него.

— Ничего не могу поделать, — упрямо заявила его тетя. — Эти двое играют в прятки, а потом проигравшего убивают ради нее? Мне это не нравится, вот и все.

— Вы ее не видели, — сказал Нед. — В этом… вся разница. Вот в чем дело для всех них. Я думаю, у нее тоже нет большого выбора.

— Погоди, — произнесла его мать.

Они повернулись к ней. Лунный свет освещал ее лицо.

— Ты не сказал, что один будет убит, Нед.

— Но я говорил, — возразил он. — Именно это она…

Он осекся. Его сердце внезапно снова сильно забилось.

— Ты не говорил, дорогой, — очень мягко сказала его мать. — И Кейт тоже. Я все записывала.

Они смотрели на нее во все глаза. Меган Марринер смотрела на сына.

— Ты сказал — «будет принесен в жертву».

Глава 17

Восход солнца, первый дар в этом мире. Обещание и исцеление после трудного превращения в ночи. После тьмы, после осады зверей — воображаемых и реальных — и внутренних страхов, и необузданных, жестоких мужчин. После потери возможности видеть, что может сбить человека с пути и завести в канаву, или в болото, или к краю пропасти, или во власть бродячих духов, замышляющих недоброе.

Бледный утренний свет прогонял подобные страхи много веков, тысячелетий, какие бы опасности ни сулил наступивший день. Распахивали со стуком ставни, раздвигали шторы, отпирали двери и витрины лавок, открывали засовы городских ворот и распахивали их настежь, а мужчины и женщины выходили в подаренный день.

С другой стороны (в жизни почти всегда есть другая сторона), дневной свет означал, что гораздо труднее найти место уединения, тишину для медитации, утешение в печали — или тайную любовь и избежать ненужных взглядов. При ясном свете все это становится редкостью.

И труднее — гораздо труднее — спрятаться так, чтобы тебя не нашли.

Но она же хочет, чтобы ее нашли. На этом все построено. Она готова рассердиться, что они не приходят так долго и она остается одна.

Несправедливо, наверное, так как она затруднила им задачу, но считается, что они любят ее безмерно, что она нужна им больше, чем дыхание или свет, а она провела уже вторую ночь под открытым небом, в одиночестве, и было холодно.

Она отчасти привыкла к лишениям, но ей также не чужда страсть. Когда она увидела их обоих в Антремоне, когда явилась на призыв, в ней вспыхнули желание, страсть, воспоминания.

Конечно, она бы им этого не показала.

Еще рано, а после — только одному из них. Но эти чувства сейчас в ней, и пока она лежит без сна, наблюдая, как звезды плывут через открытое пространство на юг, словно в окне, она до боли ясно их сознает, как и прожитые и потерянные жизни.

И тех двоих, которые где-то там ее разыскивают.

Она не совсем понимает, почему сказала «три дня». В этом не было необходимости. Жесткое зернышко страха затаилось внутри: есть вероятность, что они не найдут ее вовремя. Она понимает, что, придя сейчас в это выбранное ею место, она не пойдет дальше, не облегчит им задачу, и себе тоже.

Если один из них достаточно сильно в ней нуждается, он придет сюда.

Меган Марринер, не выказывая никаких признаков усталости, отвезла Грега в больницу на рассвете.