— Тут еще стоит постель старого Мартинеца, некогда приютившего нас. Воспользуйтесь ею, а завтра принимайтесь за работу и стройте себе отдельное помещение. Меня очень радует, что вы будете находиться вблизи от нас, тем более что недавно явился мне и дочери в лесу, по дороге к Меруецкому монастырю, как страшное привидение, наш смертельный враг.

— Жозэ? — побледнев, спросил Аццо.

— Я с ужасом узнала его, хотя уже настала ночь, когда он с другим монахом проскользнул мимо нас. Он еще не отыскал наше убежище, но тем не менее последние его слова были: «Я скоро приду», а вы знаете, Жозэ держит свое слово.

— В таком случае, я тем более рад, что нашел вас, — воскликнул Аццо, — я не спущу с вас глаз и буду везде следовать и оберегать вас, чтобы мерзавец не мог вам наделать зла. Если он вас узнал, то, наверное, найдет дорогу к вашей хижине, зная, что в ней живете не только вы, но и ваш прекрасный ребенок.

— Мне стало страшно, мама, когда я увидала, что он приближается к нам как черная тень!

— Когда он просунул между деревьями свое бледное, окаймленное рыжей бородой лицо и с дьявольским смехом узнал меня и Марию, я вся затрепетала и чуть было не лишилась чувств при одном его виде, зная, что он мне готовит бесконечные мучения.

— И он, и Ая, соучастница его преступлений, — но и для них настанет час возмездия! — мрачно пробормотал Аццо.

— Пресвятая Дева, помилуй, сохрани и просвети ужасного человека, облекающегося в святую одежду для достижения своих преступных целей! — сказала Энрика и зажгла лампу.

— Не освещайте хижину, вы ведь знаете, что я не люблю ночевать под кровлей; уж я давно не любовался прекрасным звездным небом и не дышал свежим летним воздухом. Так не сердитесь же на меня, Энрика, если я предпочту лечь на воздухе, на пороге хижины, а там, помолившись за вас и вашего ребенка, засну под открытым небом.

Ласково улыбнулась ему Энрика, пожелала доброй ночи и вернулась к Марии и старой Непардо.

Скоро полюбился им Аццо. Его готовность, полная самоотвержения, его помощь при всякой работе и мысль о том, что он гонимый и бездомный человек, имели сильное влияние на обитательниц уединенной хижины.

— Не правда ли, тетя Непардо, — часто говорила миленькая Мария старой одноглазой, посвятившей всю свою любовь маленькой дочери Энрики, — что Аццо добрый и верный человек! Говорят, что гитаносы фальшивы и хитры, даже сам добрый отец Фрацко их так называл, но Аццо исключение. Мне иногда кажется, что когда он думает, что за ним никто не наблюдает, на его бледном лице появляется угрожающее выражение, пугающее меня, когда же он смотрит на мать или на меня, то на лице его опять видны только одна радость и доброта.

— Он много страдал, мое дитя, — отвечала Мария Непардо, — а страдания оставляют много горечи и много мрачных дум.

Аццо приделал деревянные засовы к двери той хижины, в которой жили женщины, и хотя шалаш его, устроенный из ветвей, листвы и молодых деревьев, наподобие пастушеских, находился не более как шагах в двадцати от хижины, но он почти всегда спал у дверей хижины, в которой жили женщины, не подозревавшие о его столь трогательной заботе.

Свобода и присутствие самых любимых им людей на свете имели такое благотворное влияние на его здоровье, что он день ото дня поправлялся и силы его возвращались.

Когда он ходил с Энрикой и Марией или сидел перед хижиной, окруженной небесным спокойствием, то лицо его озарялось радостной улыбкой. Только поздно вечером, когда он стоял один за хижиной или за огородом, там, где начиналось зеленое болото, всматриваясь в темную ночь, в душе его воскресала жажда мести и вспоминалась данная им клятва уничтожить Аю и Жозэ.