Вскоре заискрилось шампанское, зазвенели бокалы и маски были сняты. Франциско де Ассизи все смелее и смелее обвивал руками стан веселых баядерок. Красноватый свет лампы был бледен и как нельзя лучше подходил к пиру этой летней ночи.

Счастливо улыбаясь, вошла и королева со своим матадором в одну из таких беседок, украшенную большой золотой короной, и опустилась рядом с ним.

— У меня теперь только еще одно желание, — проговорила Изабелла, — уничтожить Энрику. О, одна мысль, что моя рука настигнет ее, доставляет мне несказанное блаженство.

— Уничтожить ее и зазнавшихся гвардейцев, — прибавил Марфори, всегда питавший зависть к Серано и Приму.

— Они все узнают мою власть! Я забуду прошлое, в сердце моем не шевельнется ни малейшее чувство жалости. Когда их, наконец, арестуют по моему приказу, они не выйдут живыми! — продолжала она, и по ее мрачному лицу было видно, что это не простые угрозы. — Но не станем терять ни минуты, которые отпущены нам для удовольствий. Мы одни, дон Марфори, наливайте вина.

Беседка, где сидела Изабелла со своим фаворитом, была наполнена чудным запахом роз. На ветвях каштановых деревьев, окружавших ее, висела арфа, ее струнами играл ночной ветерок; таинственные, словно из другого мира, звуки возбуждающе действовали на королеву, и вскоре их беседка ни в чем не уступала тем, где герцог Риансарес стоял на коленях перед Еленой, а Франциско де Ассизи держал в объятиях обеих баядерок.

Было около полуночи, когда Изабелла быстро вскочила, услышав чьи-то шаги.

В беседку вбежал запыхавшийся адъютант.

Королева с изумлением посмотрела на вошедшего.

— Что случилось? — спросила она.

— Ваше величество, я приехал на взмыленной лошади, — еле вымолвил взволнованный адъютант, — чтобы сообщить вам известие…

— Опять известие! Арестовали ли, наконец, сеньору Энрику и ее спутника? — спросила королева, подходя к побледневшему офицеру.

— Я имею несчастье сообщить весть, которая приведет ваше величество в негодование.

— Говорите!

— В Кадисе начинается восстание…

— Ну, это не первое, за которое нам приходится наказывать.

— Гарнизоны отказываются повиноваться и поднимают оружие против войск вашего величества!

В эту минуту в беседку вбежал другой адъютант.

— Ваше величество, извините, — вскрикнул он, упав на колени. — Я не могу говорить, моя лошадь пала в тысяче шагов от парка. Выстрелы раздаются с валов Кадиса, вся провинция участвует в восстании. Войска вашего величества вышли из повиновения.

— Так надо их расстрелять! — проговорила Изабелла, гордо выпрямившись. — Мы имеем власть на это!

— Войска и города переходят к восставшим, Кабинет министров не знает, на что решиться, он послал меня к вашему величеству. Гренада и Севилья приветствуют мятежников.

— И кто же предводители, — спросила королева с лихорадочным блеском в глазах, — которые осмеливаются поднимать против нас оружие?

— Ваше величество, это маршалы Прим и Серано!

— Вы лжете, повторите еще раз — я, вероятно, вас не поняла.

— Маршалы Прим и Серано вернулись в Испанию, войска переходят к ним.

Королева пошатнулась.

— Выройте из могилы Зантильо, — вдруг вскрикнула она страшным голосом, — он предсказал мне правду, а я велела убить его! Маршалы Прим и Серано, которых я увидела в зеркале! — Изабелла закрыла руками побелевшее лицо. — Выройте из могилы Зантильо! — простонала она и, лишившись чувств, упала на оттоманку.