Поэтому она пыталась хотя бы просто зазубрить материал, особо не вдумываясь в то, о чем будет говорить.
Тем временем тринадцатая конкурсантка закончила свое выступление, получив за него весьма вялые аплодисменты, и Михал Забранский объявил номер предпоследней девушки, подготовившей танец на шесте.
– Очередная курица-гриль, – ухмыльнулся один из вампиров, сидевший прямо перед Виолеттой.
– И уже на вертеле, – хмыкнул его сосед, – так бы и съел.
Оба тихо и неприятно рассмеялись.
Виолетта как раз дочитала свою речь и повернулась к Марте.
– У меня не получится, – со слезами в голосе прошептала она.
– Еще как получится, – возразила Марта с уверенностью, которую не испытывала. Она знала, что у ее подопечной прекрасная память. Прекрасная, но довольно короткая, поэтому текст она ей приготовила заведомо небольшой, отчасти поверхностный. Так было больше шансов, что Виолетта его усвоит и воспроизведет, ничего не напутав и не пропустив. – Главное, говори спокойно, не части, если что-то забыла – пропускай предложение целиком, это легко будет списать на волнение. Твоя задача выглядеть уверенно и искренне. С этим ты ведь справишься?
Виолетта кивнула, хотя как раз уверенности у нее на лице и не было. Все же она танцевала с самого детства, сколько себя помнила. У нее дома в гостиной стоял специальный стеллаж для кубков и грамот, которые она получала на разных конкурсах. В своем танце она была уверена, а вот в речи на остросоциальную тему – не очень.
И все же она не имела права опозориться, не могла проиграть. Она обещала выиграть, и она это сделает. Глубоко вдохнув и задержав дыхание на несколько секунд, она кивнула.
– Но лучше бы танец, – само собой вырвалось у нее.
– О, черт! – Марта внезапно подскочила, осознав, что попросила Забранского лишь передвинуть Виолетту в очереди, но ничего не сказала ему о новом выступлении, а ведь он объявлял не только имя конкурсантки, но и ее номер. – Так, чего сидим, эта укротительница шеста уже заканчивает, тебе надо подниматься на сцену.
И она потащила Виолетту за собой к кулисам, однако пока они обходили сцену и поднимались по лесенке, девушка успела закончить выступление, а Забранский – выйти на сцену. Марте пришлось ловить первого попавшегося ассистента, который даже через переводчик понимал с пятого на десятое, и торопливо писать ему на клочке бумажки послание для распорядителя.
Забранский тем временем уже поблагодарил конкурсантку и напомнил жюри ее имя, чтобы они смогли проставить оценку в своих планшетах.
Когда зал снова успокоился и приготовился к выступлению последней девушки (читай, осознал, что свобода уже близко), а Забранский заглянул в планшет и объявил ее имя, к нему, почему-то пригибаясь, как будто от этого стал менее заметен, подбежал ассистент и сунул в руки записку Марты. Забранский быстро прочел ее, и его брови сами собой поползли вверх, а на лице появилось выражение крайнего недоумения.
– Виолетта Ремешева с… разговором о естественных правах, – он перевел вопросительный взгляд на стоявшую за кулисами Марту.
Та развела руками, давая понять, что она тут совершенно ни при чем, еще и на Виолетту кивнула, делая вид, что ребенок сам так решил, узнав об испорченном платье. Для кого была эта пантомима, Марта и сама не понимала. Едва ли Забранский снял бы Виолетту с конкурса только за то, что она экстренно сменила номер по подсказке телохранителя.
Тем временем сам Забранский направился за кулисы, а Виолетта – к краю сцены. В зале послышались шепотки и смех уже отдыхающих после выступления соперниц. Марте удалось разглядеть, что Аврора изображает на потеху остальным крайнюю степень испуга и отвращения от вида Виолетты. |