Не обманывают, пожалели.

На рану наложили тугую повязку, накинули на плечи халат, намотали ткань на голову – получился тюрбан. Я заметил, что на запястьях у солдат одинаковые татуировки – скрещенные молнии. Кастовый знак, скорее всего.

– Носи на здоровье, – сказал хозяин халата и сандалий. – Не гляди, что не новое. Зато чистое: обе жены халат стирали со щелочью.

– Спасибо, братцы, – все еще обескуражено пробормотал я. – Ну, я пойду?

– Иди-иди, – ответили мне, – жены-дети есть?

Есть, конечно. Жена – Псица, сын – Паршивый Сорванец. Ждут дома.

– Привет им передавай! Скажи, кшатры Нагиз и Тактай добра пожелали!

Я еще раз поблагодарил, спрятал пистолет под халатом, вышел за ворота. Вот что значит ездить в одном вагончике с асурами. Честь тебе и почет со всех сторон.

Неожиданно подумалось: а я ведь не ел с тех пор, как разлепил веки на мироходе! Полагаю, солидные отложения на боках любезно приютившего меня господина Урии не дадут скончаться от голода. Ух, я выжму из этой ходячей горы все соки, заставлю заново обрасти мускулами. Слава Глазу, тут хороший задел по массе.

Из марева вынырнули искаженные фигурки всадников. Кто-то ехал мне навстречу со стороны города. Я остановился, чтобы смахнуть пот с лица, затем опять зашагал вперед. Естественно, на душе стало тревожно. Поле-то – огромно, а эти едут в мою сторону.

По мере приближения всадников дурные предчувствия крепчали.

«Шакахи! – думал я. – Вот они какие: шакахи!»

Всадники носили шлемы в виде шакальих голов. Такие себе люди-псы в стеганых доспехах, вооруженные ружьями и ятаганами. Восседали они на высоких тонконогих животных, лишь отдаленно похожих на лошадей. Скорее – на короткошеих жирафов с пятнистыми шкурами и рожками на головах. Шакахи объехали меня с двух сторон, затем прошлись по кругу, опустив песьи носы. Чего им было нужно, я понятия не имел; на грабителей эти люди не походили. Следом за всадниками ступали два мохнатых ящера, запряженные в телегу. На телегу была водружена клетка, в которой сидели три чумазых оборванца. На груди у одного из них висела деревянная табличка с полустертым словом «ахави…».

Ага, вот после этого я разглядел и петли арканов, болтающиеся у седел шакахов.

Не сказав ни слова, люди-псы оставили меня в покое. Просто повернули в сторону, двинули перпендикулярно моей дорожке. Скрипя колесами, развернулась телега. Один из оборванцев протянул сквозь прутья руки и прохрипел:

– Достопочтенный! Спаси!

Да какой я достопочтенный? Костюмированная миграционная служба не тронула, значит, Глаз пока еще зрит на Сандро Урию. Прибавлю лучше шагу…

Вскоре я добрался до предместья. Под ногами была пыльная грунтовка, по обе стороны дороги тянулись глинобитные заборы высотой мне по грудь и выше, к заборам цеплялись темно-зеленые, почти черные плющи. Листва шуршала, словно полиэтилен. Дома были сложены из необработанного известняка и глины, изредка попадались аккуратно оштукатуренные и побеленные жилища – в них, наверное, обитал «средний класс». Крыши – плоские, углы – прямые; в общем, строили здесь, особенно не утруждаясь. Попахивало нечистотами: скорее всего, централизованную канализацию до пригорода не дотянули, поэтому местные повсеместно пользовались нужниками с открытыми выгребными ямами.

Предместье трансформировалось в промышленный квартал. Приземистые кирпичные трубы дымили, по рельсам сновали вагонетки и дрезины, в цехах грохотали машины, им вторили молоты сотен, если не тысяч кузнецов. На одинокого путника рабочие внимания не обращали; оставалось лишь гадать: неужели это старый халат и тюрбан сделали меня в доску своим?

Растительности было – кот наплакал.