Некоторые мои собственные друзья с рыцарскими наклонностями видят в призраке гетеросексуального СПИДа не меньше чем сексуальный армагеддон – жестокое окончание будничного разгула последних трех десятилетий. Другие же – мрачные, но более оптимистичные – относятся к ВИЧ как к какому-то испытанию сексуальной выносливости нашего поколения: теперь эти парни превозносят свой будничный секс-спорт как этакую медицинскую бесшабашность, утверждающую непокоримость эротического духа. Цитирую, например, недавнее письмо о СПИДе от друга-оптимиста: «…А теперь природа изобрела очередное препятствие для человеческих отношений – но романтический позыв жив. Он презирает все попытки загасить его – попытки человека, морали и вирусов. И это чудесно. Можно даже вдохновиться человеческой волей трахаться, сохраняющейся вопреки всем препятствиям. Сим победим, так сказать».

Сантименты ловеласа и т. д. Но не могу не думать, что некоторые из сегодняшних рыцарей все еще недооценивают и опасности, и преимущества СПИДа. Они не могут понять, что ВИЧ вполне может стать спасением сексуальности 1990-х. По-моему, они этого не видят потому, что неверно прочитывают вечную историю эротической страсти.

Эротическая воля существует вопреки препятствиям? Вернемся к тому, как наши рыцарь и прекрасная дама обмениваются сладострастными взглядами. И вот рыцарь галопирует к замку со своим исполинским копьем наголо. Только теперь представьте, что опасности нет – никакого дракона, чтобы бояться, бросить вызов, побороться, сразить. Представьте, что рыцарь проходит к даме совершенно беспрепятственно – дракона нет, замок открыт нараспашку, даже подъемный мост опускается автоматически, как дверь в пригородном гараже. И вот внутри прекрасная дама в сорочке от «Виктория Сикрет», манит пальцем. Никто не замечает тут на лице Сэра Рыцаря тени разочарования и того, как слегка печально опадает его копье? Есть в этой истории что-нибудь похожее на страсть и эротику первоначального варианта?

«Человеческая воля трахаться»? Любое животное может трахаться. Но только люди переживают сексуальную страсть – что-то совершенно непохожее на биологический позыв к спариванию. И сексуальная страсть как важная психическая сила в человеческой жизни пережила тысячелетия – не вопреки препятствиям, а благодаря им. Старый добрый коитус становится эротически заряженным и душеспасительным как раз тогда, когда препятствия, конфликты, табу и последствия придают ему обоюдоострый характер: содержательный секс требует победы и падения, преодоления и преступления, он триумфальный и ужасный, экстатичный и печальный. Спариваться могут и черепахи, и комары, но только люди могут бросать вызов, преступать, побеждать, любить: выбирать.

С точки зрения истории и природа, и культура возводили гениальные препятствия, придававшие выбору страсти цену и ценность: религиозные предписания, наказания за адюльтер и развод, рыцарское целомудрие и куртуазная благопристойность, стигма незаконного рождения, институт шаперонов, комплексы мадонна/шлюха, сифилис, подпольные аборты, «моральные» кодексы, опускавшие чувственность на один с дефекацией и вероотступничеством уровень табу… – от викторианского страха перед телом до правила «одна нога всегда на полу» ранней эры телевидения, от автоматической социальной смерти «падших» женщин до борьбы на заднем сиденье, когда девушки отказывали парням, чтобы сохранить самоуважение. Конечно, на взгляд из 1996 года большинство старых сексуальных драконов кажутся дурацкими и жестокими. Но нужно понимать, что в их пользу говорит и кое-что серьезное: пока правили драконы, секс не был будничным – ни разу. Исторически человеческая сексуальность была смертельно серьезной – и чем злее дракон, тем серьезнее становился секс, и чем выше цена, тем выше эротическое напряжение вокруг выбора.