Такими рисуют в учебниках истории древних ассирийцев: руки как ноги, ноги — как руки, не люди, а быки и львы. У Гриши было намерение покормить гостя, потом уж приступать к делу (для этого попросил он маму Сашку приготовить хороший обед), но теперь, посмотрев на этого человека, испугался: куда его еще кормить — в нем и так силы как в тракторе К-700, все вокруг звенит и гудит, земля трясется, деревья гнутся. С таким лучше натощак.
— Вы, значит, по спортивной линии? — на всякий случай уточнил Гриша.
— Мастер спорта по всем видам! — загремел Тавромахиенко. — До заслуженного не дошел, решил сменить квалипикацию. Занимаюсь научными разработками. Пишу монограпию! Страшное дело!
— Нам бы консультацию, — несмело прервал словоизвержение Тавромахиенко Гриша.
— Консультацию? Глобцы, о чем речь! По всем видам спорта!
В груди Тавромахиенко гудело, как в пустой цистерне из-под ядохимикатов, в горле клокотало, будто у жеребенка, и от этого в словах, произносимых Тавромахиенко, появлялись совершенно неожиданные звуки: вместо «хлопцы» получалось «глобцы», «хата» становилась «гата», «бык» превращался в «бгыка», «черепаха» — в «черебпаху».
— Так, может, сразу и начнем? — предложил Гриша, пропуская консультанта первым на лестницу. — У нас тут все на рабочих местах. Я приглашу товарищей, и в тесном кругу, без лишних разговоров…
— А дружок мой? — полюбопытствовал Тавромахиенко.
— Имеете в виду Пшоня?
— Точно. Пантастический человек!..
Словно бы в оправдание своей фантастичности, в тот же миг подкатил с Рекордей Пшонь. Тавромахиенко, протягивая руки для объятий, побежал вниз по ступенькам, зашумел-заклокотал радостно и приподнято, но его благородное намерение пропало зря.
— Ну, ну! — уклоняясь от объятий Тавромахиенко, прострекотал Пшонь. Убери лапы! Знаю я эти штучки! Говори сразу, поможешь нашему председателю?
— Да глобцы! — загремел консультант. — По всем видам спорта! Страшное дело!
— Секундочку! Запишу, — достал свой блокнот Пшонь. — А то тут такое…
— Для карасиков? — захохотал Тавромахиенко. — Уже подпрыгивают на сковородке?
— Еще нет, но скоро запрыгают. Запрыгают! — заверил его Пшонь, царапая в блокнотике ручкой, а сверху еще словно бы помогая и своими ондатровыми усами.
Гриша до сих пор не мог понять, что это за карасики, о которых каждый раз с угрозой вспоминает Пшонь, но не очень и задумывался над этим, будучи озабоченным другими делами. Рассадив в своем кабинете Тавромахиенко и Пшоня, он пригласил для участия в разговоре всех, кто был в сельсовете, а именно: дядьку Вновьизбрать, Ганну Афанасьевну и дядьку Обелиска. Опыт и авторитет, знание процедурных вопросов и голос народа — все было представлено на этом совещании плюс два непревзойденных знатока в области физкультуры и спорта. Вот так утираем нос финансовым работникам и даже заслуженным руководителям колхозного производства!
Гриша открыл совещание кратеньким вступительным словом, обрисовал всю привлекательность своей идеи, не стал скрывать и трудностей, казавшихся почти непреодолимыми. Пшонь записывал, Тавромахиенко распрямлял грудь, надувал щеки, тряс гантельными кулачищами.
— Глобцы! — загремел он, когда Гриша закончил. — Глобцы, не будет дела.
— Почему же? — обиделся Левенец. Надо было везти этого консультанта из областного центра, чтобы услышать то, что и без него уже слышал не раз и не два!
— Нет пантазии, — решительно заявил консультант. |