– Хорошо, мадам Агнес.

Потантен бросил взгляд на тарелку и увидал там белье. Брови его от удивления взметнулись вверх: это было совсем, не похоже на то, что обычно подают на десерт. Агнес пристально посмотрела на него. Назревала трагедия. Лицо молодой женщины становилось все бледнее, взгляд был ледяным. Ничто больше не могло ее остановить. Тем не менее Потантен робко спросил:

– Мадам, но это…

Агнес резко встала из-за стола:

– Я же сказала, подайте тарелку своему хозяину и уходите! И постарайтесь хотя бы в этот раз не подслушивать под дверью!

– Я никогда не подслушиваю, мадам!

Раздосадованный, Потантен исчез из комнаты прежде, чем Гийом, ошеломленный стремительно разыгравшейся перед его глазами необычной сценой и слегка охмелевший от аромата превосходного вина, да и уставший порядком от долгой поездки верхом по свежему воздуху, наконец решился отреагировать:

– Что это на вас нашло, Агнес? – возмутился он. – Потантен – замечательный человек, и я не позволю вам оскорблять его подобным образом!

– В самом деле? Для того чтобы учить меня, мой дорогой, вам самому не следует оскорблять меня.

В этот момент Гийом, машинально взявший «десерт», предложенный ему Потантеном, швырнул тарелку на стол:

– Черт побери! Вы, кажется, совсем лишились рассудка! Может быть, вы все-таки объясните мне, что все это значит?

Повелительным жестом молодая женщина указала ему на кусок батиста:

– Вам бы не следовало оскорблять меня и с помощью, этого воздушного предмета, мой дорогой! Готова держать пари, что в другом месте вы проявляете больше уважения… как, например, и в отношении той дамы, которой эта вещь принадлежит. Я бы на вашем месте рассмотрела это поближе! Ну, давайте же! Разверните! Уверяю вас, ваш труд не пропадет даром!

Гийом развернул сложенный комочек батиста, присмотрелся и его бронзовое лицо вдруг посерело, что никак не гармонировало с усмешкой, искривившей его губы:

– Если это шутка, объясните мне ее! Я что-то не понимаю…

– В самом деле?

– В самом деле.

Голос Тремэна оставался ровным, спокойным, даже безмятежным. Нужно было быть исключительно наблюдательным, чтобы уловить в нем незначительное дрожание, объяснимое смятением его мыслей, которые в этот момент вертелись в его голове с непостижимой быстротой.

– Я подозреваю, что вы лжете очень изысканно, но уверяю вас, вам не удастся заставить меня поверить, что такая женственная вещь вам не знакома… особенно инициалы. Я совершенно уверена, что она многое говорит и вашему сердцу.

О, действительно, так это и было! Гийом вспомнил, как своими руками снимал эту кофточку с плеч Мари-Дус и как легкая ткань скользила на пол к ее ногам… Однако сейчас он пожал плечами.

– Наверное, в мире, да и в этом доме, есть много женщин, имя которых начинается на «М». Откуда вы это взяли?

– Из кармана вашей куртки! Она была найдена в те дни, когда проводили большую стирку…

– И кто же ее нашел? Только не говорите мне, что это была Жервеза Морэн!

– Нет, это была другая. Так что вы можете сказать по этому поводу?

– Ничего, кроме того, что речь идет о ловушке, в которую вас заманили…

– Это звучит как защита. Посмеете ли вы… поклясться… здоровьем ваших детей, что никогда не видели прежде эту вещь и не представляете, откуда она могла здесь появиться?

Ценою лжи Гийом мог положить конец этой безобразной сцене, но Агнес посмела впутать в это дело невинных малюток, его детей. Нет! Ни за что на свете он не хотел бы навлечь на них даже тень несчастья! Он попытался расспросами отвлечь ее:

– Сначала скажите мне, кто же все-таки это нашел?

Крик отчаяния, безутешной тоски исходил, казалось, из агонизирующего сердца Агнес:

– Вы не клянетесь, не так ли?.