Чего ж себе бабу не завел? Вам нынче все дозволено. Даже детву иметь можете! — полюбопытствовал Кузьмич.

Верно оттого, что хорошо их знаю и ни одной не поверю! Все они — стервы! — сплюнул Яшка и продолжил: — Сегодняшние воры — не мы! Ничего общего меж нами нет! Закон не держат. Воровскую честь по хрену пустили. С ментами кентуются! Даже навары у них общие. Канают иначе, не так, как мы. И друг друга подставляют. Щиплют пацанов и шмар! Называют себя «законными», фартовыми, не зная, что это есть. Даже званье вора в законе за башли покупают. Таких нынче зовут «лаврушниками». Их даже коронуют! Во где паскудство! Небось, мои кенты, встретят нынешних на том свете, за такие дела тыквы с резьбы свернут. И поделом сучьему племени! Не побывав в ходках, не понюхав шконок, не пообтеревшись в крутых делах, называет себя фартовыми всякая падаль и мразь! Сами старух на базарах трясут! За червонец мокрят! Разве это воры? Шпана голожопая! Лидеры! Наши фартовые банки и ювелирные трясли, меховые тоже, случалось, ростовщиков и абортмахеров прижимали, у кого в кубышке не меньше, чем в банке. Ниже этого не опускались никогда, западло держали иное. Не вырывали как нынешние копейки у пацанвы. Наоборот, подсос им давали. С «зелени» кентов растили. Не снимали навары с притонов, не облагали налогом транду. Сами башляли кучеряво. Мужиками возникали к шмарам. А нынешние? Свой хрен на помойке надыбали, званье мужичье просрали. Посеяли, зачем и как нужно рисоваться к шмарам! Они — не просто утеха наша! Сколько раз из бед спасали. Разве помогут нынешним? Своими клешнями уроют! И верно замастырят. Вот ты глянь, кто верх держит сегодня повсюду? Бабы! Они — за баранкой, в бизнесе, торговле. Они всюду мужиков обставили и загнали в угол. Те даже дышать стали только по разрешению! И приморились под юбками! Не, в наше время бабы знали свое место, не наезжали, не поднимали хвост на мужика. Помнили, без кентеля остаться могут. А голова — одна на всю жизнь. Вот и не завел себе: раньше не спешил, сегодня опоздал. Да и кто теперь решится жениться? Только псих! Я не из этих. Мне еще моя доля не опаскудела. Коли сдохну, так и то сам, без помощи! — перевел дух Яшка и потянулся к чифиру, сделал глоток.

Яшка! А зачем к тебе пацаны Чирия приходят? — спросил Кузьмич.

Натаскиваю «зелень», надо ж им мозги вправлять, чтоб не канула фартовая наука. Оно чем раньше, тем крепче помнится. Я и сам в их возрасте уже ходил в дела

А говорят городские, что скоро всех воров поизведут власти. Упрячут их за решетки как зверей! — сказала Лидка.

Ох! Уморила одноглазая хварья! Да о том давно трандят! Но хотеть, не значит сделать! Ведь вот даже сам Господь наш был распят рядом с ворами и простид в рай с собой взял! А всяких там бугров, начальников наказал за то, что они грешней нас! Так что с тех пор изменилось? Кого надо за решетку? Разве не тех, кто послал моего отца на войну, а меня заставили стать вором? Кто больше виноват? Вот пусть с себя и начинают!

Яшка сделал большой глоток чифира. Лицо покрылось красными пятнами. Мужик медленно встал, взял банку с остатками крепкого чая, пошел в землянку, слегка покачиваясь и напевая гнусаво:…там били девочек: Марину, Розу, Раю, — И бил их лично Костя-Шмаровоз…

Нет, он не заснул, повалившись на топчан в своей берлоге, как называл землянку. Яшка впал в блаженное полузабытье.

…Он снова в Одессе. Ему всего двадцать лет. Вместе с кентами приехал на воровской сход. А утром, пока все дрыхнут после крутой попойки в ресторане, Яшка пришел на пляж. О! Сколько тут прикольных чувих! А в каких позах валяются, аж голова кругом пошла. Куда ни глянь, одни бабы! Мужику даже ступить негде. Куда бы пристроиться?

Яша! Иди ко мне! — увидел знакомую.