|
- Если я не всегда похож на простого бродягу, то ты - тем более. Мне все время кажется, что ты тоже от кого-то скрывается, бежишь... Ты убил кого-то из знатных?.. Или ограбил казну местного царька? От кого ты скрываешься? - От себя, - ответил Олег. Всего двадцать лет тому, мелькнула горькая мысль, ему удалось ценой непомерных усилий свести воедино шестеро самых могучих чародеев, колдунов и волшебников. До этого между ними шла ожесточенная война, что не прекращалась ни на минуту. Уговорами, лестью, хитростью, силой - но удалось! Двадцать лет правят не своими крохотными мирками... из которых самый крупный не больше мелкого племени горцев, а всем человечеством. Но почему у него крепнет ощущение, что за эти двадцать лет счастья на земле вовсе не прибавилось? Может быть, даже стало меньше? - От себя? - повторил Скиф непонимающе, - это как? Что ты такое натворил? - Я волхв, - ответил Олег горько. - Я всего лишь пытался сделать людей счастливыми. Скиф широко распахнул глаза, став до щема в груди похожим на Таргитая. - Как это? - Ну, хотел, чтобы все жили справедливо и добродетельно. В голосе волхва звучала неподдельная горечь. Скиф расхохотался: - Вот оно что! Тогда понятно... Мой учитель говорил, что когда пробуешь людей сделать добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходишь к желанию перебить их всех! Вот потому он и пил беспробудно, только бы его глаза этих людей не видели. Олег кивнул. - Может быть, он прав. Скиф поинтересовался: - А почему ты в одиночку? Странствующие всегда сбиваются в кучи. И безопаснее, и легче. Да и есть с кем словом перемолвиться. Олег покосился на него полусонно, ответил равнодушно, но подозрительному Скифу почудились насмешка и намек разом: - Если странствующий не встретит подобного себе или лучшего, пусть укрепится в одиночестве. С глупцом не бывает дружбы. Скиф ощерился: - А я в друзья и не набиваюсь! Олег хмыкнул, открыл было рот, но посмотрел на Скифа, засмеялся и смолчал. Скиф сказал рассерженно: - Ну, говори! Говори, что хотел сказать! Олег усмехнулся, голос его стал тише, добрее: - Лучше отказаться от острого словца, чем от друга. Возможного, только возможного друга. Скиф жадно всматривался в простор, что начинался по ту сторону конских ушей. Места тянулись незаселенные, хотя земля здесь неплохая, стоило бы жить и возделывать. Далеко-далеко справа, упираясь вершинами в небо, белели острыми вершинами горы, а слева, как он уже знал от Олега, небо подпирают вековые леса, тропок там нет, народ пробирается только по берегам рек, а дальше в низовьях эти леса часто прерываются топкими поймами, где кусты растут твердые, как железо, злые. Ни конному, ни пешему не пробраться, зато зверю тут такое раздолье, что даже бывалые охотники вздыхают, рассказывая о сокровищах тех дебрей, трясин и непролазных зарослей. Там туры ходят не по десятку голов, как привыкли видеть они в пути, а такими несметными стадами, что редкие счастливчики, кому удавалось их узреть, не могли даже приблизительно сказать, сколько же голов видели, а когда идет стадо свиней, то землю нельзя разглядеть на расстоянии двух-трех полетов стрелы. Медведи здесь живут сытые, огромные, ленивые, их не боятся даже козы, эти гиганты чаще всего лежат кверху пузом в зарослях дикого малинника, лакомятся, а через кусты осторожно пробираются остроухие волки, высматривают круторогих оленей, но нападают и на опасных лосей, что ударом переднего копыта нередко проламывают черепа нерасторопным охотникам. |
