Изменить размер шрифта - +
Он не может вспомнить, кто придумал про луч зимнего солнца, он или Бонни.

Поработав с Бонни, он стал заметно увереннее, чем был, когда впервые пришел в Вахту братства и выдал ту дурацкую скороговорку: «Я хочу помочь вам, люди, спасать таких людей, как я, чтобы они не стали такими людьми, как я». Хорошо, что Бонни вроде этого не помнит, хорошо, что не попросила сегодня выдать что-нибудь в таком духе.

К ним подлетает очередной официант, на сей раз с закусками. Корзиночки из слоеного теста с яичной начинкой. Они с Колетт берут по штучке.

— Микро-киш, — определяет Колетт. — Поразительно, что вы не нервничаете. Это я к тому, что вряд ли вы каждый вечер выступаете перед таким скоплением народа.

— Что вы хотите этим сказать? — Пошла она к черту. Она что, нарочно хочет его разволновать?

— К тому же, по-моему, это не близкие вам люди, — продолжает Колетт.

Точно, пошла к черту.

— А по-моему, эти люди и вам не близки.

Колетт одаряет его очаровательной улыбкой.

— Мой отец был губернатором Пуэрто-Рико.

Такое заявление сексуальной приманкой послужить не может. Но удивительно, как эта максимально неуместная фраза прояснила, что у него с мисс Дочкой губернатора при желании вполне могло бы что-нибудь и получиться.

Однако тут Винсент замечает, что в другом конце зала Бонни его ищет. У нее такой неприкрыто испуганный вид, какой бывает у матери, истошно зовущей потерявшегося малыша. Она что, решила, у него приступ паники и он сбежал? Вроде бы она успела его узнать. Винсент дает ей помучиться еще немного, затем встречается с ней взглядом и спасает ее.

Бонни приподнимается на цыпочки и машет ему. Но когда она подходит поближе и видит, что он с Колетт, она смотрит уже не с облегчением, а с… с чем? Кто знает, что уловила ее женская антенна. Будь это не Бонни, а кто-то другой, Винсент бы сказал, что это ревность.

 

* * *

Бонни потеряла Винсента. Она осматривает гостей, стараясь не встречаться глазами с теми, с кем ей следовало бы поболтать, игнорирует сочувственные или раздраженные взгляды незнакомцев, уловивших ее панику. Именно так она себя чувствовала, когда мальчишки, тогда еще маленькие, терялись в супермаркете. Она обычно прокручивала в голове самые мрачные сценарии — объявления по радио в магазине, возвращение домой без них — в таких подробностях, что, обнаружив наконец Дэнни и Макса у стеллажей с сухими завтраками, бывало, и рыдала в голос.

В тот день, когда Винсент объявился в Вахте братства, Мейер предупреждал, что он может исчезнуть. Но с тех пор она так рьяно трудилась, выкладываясь без остатка. И все равно, если он сейчас пропадет, неважно будет, сколько всего она сделала. Все равно вина будет на ней. Винсент непременно должен быть здесь.

День у нее выдался непростой. Сначала фотограф из журнала «Нью-Йорк» сообщил, что не может приехать, потом все-таки согласился, но ей еще нужно было удостовериться, что достаточно будет полузнаменитостей, желающих сфотографироваться с Мейером. А входит это в обязанности Роберты. Бонни дважды звонила, уточняла насчет жены члена городского совета. Добро пожаловать в мир фандрайзинга! Мейер это имел в виду под выходом на более высокий уровень? К тому же ей тяжко в Мет — отогнать воспоминания о том, как она ходила сюда с отцом, удается с трудом.

Она заставила себя сосредоточиться на иранском карикатуристе, которого выпустили из тюрьмы сегодня утром — как нельзя кстати, — и в настоящее время он направляется в Париж с женой и детьми. Еще одна жизнь, спасенная Вахтой братства. Минимум, что может сделать Бонни — это пара телефонных звонков, а теперь она чуть не падает в обморок потому, что не находит Винсента.

Наконец, увидев его у стены, она выдыхает, но тут же снова напрягается.

Быстрый переход