— Но ведь вы юрист… Незаконно, незаконно!

— Э-э, брат, куда тебя понесло… Закон, как учит нас другой юрист — Ульянов В.И. — есть выражение воли классов, которые одержали победу. Ты что же, лейтенант, с Лениным не согласен?

— Не согласен! Не согласен! — закричал Зинько. Кажется, он уже совсем ничего не понимал.

— Мудак, — сказал Зимин. Он был сильно пьян. Он изрядно принял и опьянел на глазах — быстро и тяжело. Вероятно, это было следствием перенесенного стресса. — Мудак. Впрочем, я с Ильичем тоже во многом не согласен. Довольно вульгарно трактовал старик многие вопросы… Но в отношении тебя. Костя, сомнений нет. — Зимин снова приложился к бутылке.

— Но это не я… Не я коронки…

— Не важно, — мотнул головой Зимин. — По законнику Стефана Душана… Сербский, между прочим, свод законов, в середине четырнадцатого века принят… Так вот, по закону Стефана Душана за измену и разбой полагалась смерть и конфискация. За преступление несла ответственность вся задруга. По принципу «брат за брата».

— Они не братья мне! — крикнул Зинько. Зимин пожал плечами:

— Не хочешь отвечать по законнику Стефана Душана? Думаешь, несправедливый закон? Ну давай судить по справедливому… Ты думаешь, что по британскому eguity… что, собственно, переводится как Право справедливости, тебя по головке погладят? Дерьмо! Дерьмо, блядь, дерьмо…

Зимин тяжело поднялся, сплюнул и побрел к костру. Джинн проводил его взглядом и повернулся к Зинько. Зинько заплакал. От костра послышался пьяный голос важняка: «Ведь ты моряк, Мишка…»

— Ты автомат свой гансовский выброси, отец. Утопи к черту.

— Еще чего! — возмутился старик. — Я пятьдесят лет с этим автоматом. Он мне дороже старухи. Ишь придумал — утопи.

— Кровь на нем, отец. Коснись что… Извлекут из тел пули, проведут баллистику… Лучше избавиться.

— Из каких тел, сынок? — сказал Богдан. Он смотрел искренними синими глазами. — Ты, сынок, не беспокойся. Никаких тел не будет. Мы здесь живем. У нас свои законы, а эти бандиты уже всех до печенок достали… Я все сделаю, как надо, Олег. Ты не думай, что старик Троевич совсем дурной, из ума выживший. Еще в ту войну в наших краях отряд немцев исчез. Уж как искали, а не нашли. А этих и подавно не найдут… Ты, сынок, не беспокойся — не было ничего. Как мой друг Павел говорил: все будет крыто-шито.

— Шито-крыто, — механически поправил Джинн.

— Нет, Павел говорил: крыто-шито.

— Хорошо, пусть будет крыто-шито.

— Худо выглядишь, Олег.

— А ты лучше?

— Пожалуй, я и не лучше. Не знаю, в зеркале себя не видел. Слушай… Я хотел спросить: что вы узнали от этого?

— От кого?

— От урода, которого допрашивали. Ты же отодвинул меня от допроса.

— Что значит «отодвинул»? Ты — государственный деятель, член ВС. Тебе просто нельзя влезать в эту кухню. Представь себе заголовки в газетах: «Депутат высшего законодательного органа России лично допрашивает бандита»… Здорово?

— Не очень… Спасибо за заботу об авторитете ВС. Однако, что все-таки вы выяснили? — Джинн откинулся на подголовник:

— Да ничего особенного… Обычные бандюки, блуждающая стая. Случайно наскочили на наш «фиат», решили поживиться чем-нибудь.

— Стой, Джинн! Ты же говорил: они ждали нас, именно нас.