Записей в журнале была тьма. Мужчина перевернул страницу. Потом еще, и еще одну.
Указательный палец заскользил по фамилиям и порядковым номерам камер.
— Она только вчера была арестована, — сказал Кирилл, пораженный фарсом, который разыгрывался перед ним.
— А мне все едино — вчера или позавчера, — пробубнил охранник. — У нас, вишь, заключенные по фамилиям проходят, а фамилии по алфавиту записаны… ага!
Нашел. Лыкова И. А., камера номер девять… Идите за мной.
Красноармеец отошел от стола, поправил связку ключей на боку и, неторопливо, разглядывая потолок и стены, двинулся по коридору. Остановившись возле
одной из дверей, достал из шкафчика, висевшего рядом на стене, огарок свечи и зажег фитиль.
— Нате, — сказал он, передавая Зорину подсвечник. — В камерах свет не предусмотрен.
Пламя в руке Кирилла затрепетало.
— Осторожно… Захочете выйти, стучите.
— Ирина? Лыкова? Ты здесь? — оглядывая маленькую, абсолютно пустую комнатку, Кирилл никак не мог понять, куда же девалась девушка, потому что на
первый взгляд тут никого не было.
— Кто вы?.. — донеслось из самого темного угла.
— Ира, не бойся, это я, Зорин, — Кирилл поставил подсвечник на пол. — Мы с тобой в школу вместе ходили… Помнишь?
Девушка подошла ближе, встала на колени и протянула трясущиеся ладони к свече. Огонек осветил испуганные глаза на измученном лице. Кирилл быстро
скинул с себя бушлат и набросил ей на плечи.
— Спасибо, — проговорила Лыкова дрожащим голосом. — А поесть у тебя ничего нет?
Зорин опешил. Он совершенно не ожидал подобного вопроса.
— Тебя что, не кормили? Сволочи!
Ирина, уже не сдерживаясь, залилась слезами. Сердце юноши сжалось. Любимая… его любимая томится в тюрьме, в этом холоде, в этой темноте… Да еще и
голодная! Зорин вскочил на ноги и стал барабанить в дверь. Снаружи раздались частые шаги. Охранник приоткрыл глазок и посмотрел внутрь.
— Чего надо?
— Открывай, давай!
Глазок закрылся. Ключ дважды повернулся в замке, и дверь распахнулась.
— Я щас… я мигом! — Кирилл оттолкнул тюремщика и вылетел из камеры.
В общественной столовой, расположенной в сбойке, народу не было. Обеденное время уже прошло, так что две полусонные тетки лениво махали тряпками над
длинным столом. Здесь сохранялось типажное соответствие: та, что потолще, была поварихой, вторая, тощая, — посудомойкой. Увидев Зорина, они
встрепенулись и вообще бросили уборку.
— Что-нибудь с обеда осталось? — от волнения Кирилл даже не мог стоять на месте.
— А талоны есть? — осведомилась толстая.
— Вот эти, с Красносельской, принимаете?
— Не знаю даже… Раньше-то не велено было, а теперь как? Не было еще распоряжения вас кормить, — толстуха смотрела на Кирилла с сомнением.
— Я Зорин, ординарец Сомова, — сказал он, прибегая к уже проверенному вранью. — Распоряжение сегодня же вечером получите. Вот только доложу, кому
надо. А пока дайте попробовать, чем вы тут народ травите!
— Проверка, что ли? Так бы сразу и говорили, — проворковала толстуха. — У нас все в порядке, все по нормам… Вот извольте сюда присесть.
— Мне некогда тут, на допрос надо. В тюрьму. Так что как-нибудь упакуйте еду.
— Сухпай дать? Или вот, могу в котелочек, а потом заберу посуду из тюрьмы-то… — засуетилась повариха, исчезая в помещении кухни и гремя там
кастрюлями. |