Пушкин: — «Везде со мной — мой Черный человек».

Керенский: — Это еще вопрос, кто за кем ходит и кого за что совесть мучит. И мальчики кровавые в глазах покоя не дают….

Тощий: — Я понял: — Ленин, это кто с броневика выступал, а Керенский бежал в женском платье из Зимнего. Они там революцию делали. И чего–то не поделили.

Керенский (устало): — Не в женском, в солдатском… И это все? Все, что осталось?

Длинный: — Ну почему? Живем вот, травку жуем. Чао, ханурики! (уходят)

Керенский (в след): — Ради вас, потомков великое дело задумали, по крови шли… По колено…по уши…

Длинный (обернувшись): — Если по уши, то это в дерьме.

Карамзин: — Извините господа, если невпопад заметку сделаю. У меня привычка сия неистребима — за историей Российской следить. Хоть оттуда, хоть отсюда. И следует признать неопровержимый факт: два человека определили ход мирового развития в 1917 году, Керенский стоял у начала переворота, а Ульянов — Ленин — довел дело до, так сказать, логического завершения!

Подходит Бабка с мешком, в котором гремят пустые банки от пива.

Бабка: — Уморилась… Можно, сынки, с вами маленько посижу…Выпить то что, не прихватили? (садиться к столу)

Путник: — Поганой метлой прогнал этого пустобреха и фразера со сцены мировой революции! А надо было — расстрелять! Причем гораздо раньше.

Керенский: — Именно — расстрелы — ваша метода. Явили своим правлением весь ужас и насилие полного произвола! (указывает на Карамзина) Вон — история не дремлет! (Путнику) Седьмого ноября на вашу бронзовую фигуру народ воззвание повесил — щиток на грудь с надписью: «Государственный преступник». И это — приговор веков!

Бабка: — Не, это наши активисты. Организация у нас — «Народная воля». Работаем без отказов по заявкам. Платят только копейки.

Ленин(Керенскому) — Это потому, что вам памятников не ставили! А море красных знамен у подножия монументу не заметили?

Бабка: — Это тоже наши. У кого знамя свое — по двести ре за выход может накапать. Ох, тяжело на пенсию… у меня кошек — 17 голов и все жрать просят. Вот и подрабатываю ночами.

Керенский (к собравшимся): — Господа! И этот кровавый маньяк рассуждает о «выигранном деле»! Я боролся на приделе человеческих сил, да нет — за их приделом — отстаивал демократический путь развития России. А господам большевикам нужна была диктатура! Диктатура пролетариата! Тюрем, расстрелов и подавления всяческих свобод! Знаете, как называл господин Ульянов демократическое общество? «Плутократией», созданной для обмана масс.

Карамзин: — Довольно слов. Их было слишком много. Александр Федорович Керенский — самый юный, самый пылкий из членов Временного правительства. А какая была ораторская мощь, какая энергия, убежденность… какая популярность у народа! Женщины кидали ему вслед Апостолу Мира кольца и драгоценности, солдаты посылали приветы с фронта и свои боевые награды, журнал «Герой дня» вышел с портретом Керенского на обложке. Он должен мог бы стать президентом.

Путник: — А в Мавзолее лежу я. А не он!

Бабка к Пушкину (она перебирала банки в мешке) — Слышь, Пушкин, вон как тебе здоровый образ жизни на пользу пошел. Посвежел прям весь. Только шерсть с личика сбрей, на приличного человека будешь похож. А то как фокстерьер какой–то.

Пушкин: — Ты, бабуля, вылитая няня моя, Арина Родионовна — Аришка…Она то же, бывало… Сбрей, да сбрей!

Бабка (передавая ему мешок) — уж помоги старой, разомни банки — их только смятыми принимают.