Да, тебе, наверное, странно видеть меня мертвым - ведь я так долго жил, но что поделаешь... Все равно я был неизлечимо болен. Мои дни сочтены, но я не хочу умереть как другие: тихо, в своей постели. Главное - это уйти красиво, наделав как можно больше шума. Как жил, так и умер - доставив всем много хлопот. Убийцы будут немало удивлены моей покорностью...

   Теперь я отправляюсь на встречу с Создателем. И надеюсь, ему угодна моя душа, ведь я служил его делу столько лет... Этот лист отсюда лучше вырвать. Можешь оставить его на память или уничтожить, решать тебе.

   Прощай, мой друг. И знай, что для меня ты всегда был нечто большим, чем просто бездушным орудием нашей мести".

   Дарвей закрыл дневник и уставился невидящими глазами в деревянный покрытый паутиной потолок. Кармисс был необыкновенным человеком - это стоило признать. И хотя он был согласен принять смерть, вряд ли магистр ожидал пыток.

   Монах сжал кулаки, скомкав покрывало. Он обязательно найдет убийц магистра, и не только из чувства долга. Своими дерзкими действиями преступники бросили ему вызов! А после того как они бездыханные упадут к его ногам, он уедет куда-нибудь далеко-далеко... Конечно, если ему дадут уехать.

   Дарвей не питал особых иллюзий относительно своей судьбы. Призрак не может так просто уйти из ордена, он неразрывно с ним связан до самого конца. А Дарвей всегда больше служил Кармиссу, чем ордену, поэтому не было шансов на то, что его пощадят. Просвещенным он никогда не нравился. Их раздражали все, кто имел собственное мнение. Исключение составлял, пожалуй, только Орман. Поэтому когда с великим магистром похоронят былые, ставшие ненужными тайны, Дарвей очутиться с ними в одной могиле.

   В утомленном мозгу монаха беспрестанно крутилась последняя фраза из дневника.

  - Нашей мести... - прошептал он, с мучительным стоном. - Но почему в записке нет ни слова об убийцах? Если он знал кто они, то почему не назвал? Не хотел, чтобы я их нашел? Или Кармисс не знал, а только догадывался? Нет, бесполезно, сейчас думать об этом. Слишком много людей желали его смерти...

   Рана мучила Дарвея сильнее прежнего. У него поднялась температура. Чтобы зелье действовало, как полагается, ему было необходимо уснуть. Любой целитель согласиться с тем, что здоровый сон является неотъемлемой частью лечения. Но сейчас он не мог себе этого позволить.

   Монах плеснул в таз воды из кувшина и с наслаждением умылся, прогоняя усталость. Затем он снова принялся за чтение дневника, уверенный, что разгадка трагедии находится именно в нем. Последнюю страницу он, как просил Кармисс, аккуратно вырвал.

   Через два часа, Дарвей потирая покрасневшие глаза, закрыл тетрадь. Он узнал кое-что интересное. Но ему нужно было снова вернуться в храм. По его расчетам Просвещенные скоро соберутся вместе, чтобы разработать дальнейший план действий. Конечно, он не имел право присутствовать на их собрании, но сейчас было не до соблюдения глупых правил.

   Дарвей укрылся за массивной мраморной колонной, уверенный, что за ней его никто не заметит. Он не будет шевелиться и тогда его силуэт сольется со стеной. Мимо монаха прошел, обходя колону, ничего не подозревающий человек. Дарвей замер, прижимаясь к стене. От камней исходил приятный холод, приносящий успокоение телу, измученному жаром.

   Просвещенные - все двенадцать человек уже собрались в зале для собраний. Это были мужчины от пятидесяти до восьмидесяти лет, без остатка посвятившие себя служению ордену Истины. Это была элита, сосредоточившая в своих руках всю полноту власти.