И вдруг дверь распахнулась, и я увидела стоявшего на пороге Филиппа де ла Таля. Я сразу поняла, почему не могла открыть дверь: в тот самый момент, когда я пыталась повернуть ручку изнутри, он как раз собирался войти.

Может быть, мне не доверяют, подумала я. Возможно, они не хотят, чтобы я на какое-то время оставалась одна, без присмотра, на тот случай, если мне вздумается что-нибудь украсть. Я знала, что это абсурд, но давали о себе знать две почти бессонные ночи и постоянная озабоченность своим будущим. Поэтому вполне понятно, что я была немного не в себе.

– Вы собирались уходить, мадемуазель?

– Я хотела пойти к себе в комнату. Мне больше нечего делать в галерее. Я решила уехать завтра утром. Должна поблагодарить вас за гостеприимство и принести свои извинения за доставленные хлопоты и беспокойство. Мне не следовало приезжать сюда.

Он удивленно поднял брови:

– Вы изменили свое решение? Почему? Считаете, что не справитесь с реставрацией?

Я возразила с сердитым видом:

– Вовсе нет. С картинами обращались очень дурно, я бы сказала, безответственно, но мне приходилось реставрировать полотна, находившиеся и в худшем состоянии. Я вижу, что мое присутствие здесь весьма нежелательно. Вам было бы лучше пригласить реставратора мужского пола, поскольку это для вас имеет такое большое значение.

– Моя дорогая мадемуазель Лоусон, – сказал он почти нежно, – все зависит от моего кузена, которому принадлежат эти картины и все, что есть в замке. А он вернется домой только через несколько дней.

– Тем не менее я решила завтра уехать. И чтобы отблагодарить вас за гостеприимство, подготовлю смету расходов по реставрации одной из картин галереи. Думаю, она пригодится, когда вы найдете реставратора-мужчину.

– Боюсь, что моя племянница вела себя с вами довольно грубо. И мой кузен будет очень недоволен, если не застанет вас в замке. Прошу вас, не обращайте внимания на девочку. В отсутствие отца Женевьева почти неуправляема. Он – единственный человек, которого она боится.

Мне почему-то тут же пришло на ум: «Уверена, что ты боишься его тоже». И я вдруг почувствовала такое же непреодолимое желание увидеть графа де ла Таля, как и желание работать с его картинами.

– Мадемуазель, может быть, вы все-таки останетесь еще на несколько дней и хотя бы выслушаете, что скажет мой кузен?

Мгновение я колебалась, но потом согласилась:

– Хорошо, я останусь.

Он с облегчением вздохнул.

– Теперь разрешите мне вернуться в мою комнату. Я чувствую, что слишком устала и вряд ли от моей работы сегодня будет толк. Завтра я тщательно осмотрю все картины и к моменту возвращения вашего кузена уже смогу подготовить для него точный отчет.

– Превосходно, – ответил он, отойдя в сторону, чтобы дать мне пройти.

Вчера вечером я поужинала у себя в комнате и потом рано легла спать. Уснула я мгновенно. Раннее утро вселяло в меня оптимизм.

Я умылась, оделась и позвонила, чтобы принесли завтрак. Горячий кофе, хрустящие домашние булочки и масло были великолепны.

Пока ела, я мысленно перебирала в памяти события вчерашнего дня, и они больше не казались мне такими непонятными и удивительными, как прошлой ночью. Мне еще предстояло узнать и понять этот дом – странный дом и странную семью.

Кузен Филипп, являющийся в отсутствие графа и графини главой дома, своенравная избалованная девочка, испытывающая страх только перед отцом, неумелая гувернантка и седовласая няня – все эти люди вызывали мое самое живое любопытство.

Помимо них в доме были еще многочисленные слуги – мужчины и женщины, которые ловко управлялись с огромным хозяйством. Вряд ли можно сказать, что это было необычно, но я все-таки ощущала присутствие какой-то тайны.