— Не бойся, — предупредил я Эбби, — если мы не вернемся сегодня. Мы должны хорошо оглядеться и найти дорогу в самую глубину гор, а заодно и разведать местность. Мы можем остаться там на ночь, а то и на две.

— Хорошо… только поосторожней, — сказала она и, выйдя во двор, остановилась возле Лилы, которая ворчала что-то такое насчет шила в заднице и желания пошляться. Мы двинулись вверх по руслу речушки, которую назвали Маскрэт-Крик — Ручей Мускусной Крысы, — пересекли южный отрог горы Чанки-Гэл — Толстая Девчонка — и перевалили через голую вершину, известную индейцам под названием Юнвицуленуньи, что означает «где стоит человек».

Уа-га-су рассказал нам легенду, что когда-то большая летающая ящерица с глазами как бусинки и мохнатыми крыльями вдруг спустилась с неба и схватила ребенка. Так повторялось несколько раз, и тогда индейцы очистили несколько горных вершин огнем и поставили там дозорных, чтобы предупреждали о летающей твари. Потом было найдено ее логово — в недоступном месте на горном склоне, и индейцы призвали своих богов, прося поразить чудище смертью, и боги ответили на их просьбу, послав сокрушительный гром и ослепительную молнию; пламя охватило страшную тварь, и она извивалась у себя на горе в предсмертных муках.

Индеец, стоявший на посту на этой голой вершине, в ужасе сбежал; он так поддался страху, что боги обратили его в камень, и он стоит там по сей день и зовется Стоящий Индеец.

Мы убили пару диких индеек и остановились на ночь под скалистой стеной обрыва, найдя себе уголок, укрытый от ветра и защищенный несколькими древними пекановыми деревьями, или гикори. Наш лагерь был недалеко от реки — я полагал, это та река, что зовется Нантаала, но мы находились в самых верховьях, на большой высоте и в безлюдном месте.

— Далеко отсюда до Лондона, — заметил Джереми.

— Ты по нему скучаешь?

— Кто-кто, только не я… Там я был никто — солдат без контракта, матрос без корабля. А здесь… это великая земля и прекрасная! Не приди я сюда, так и не узнал бы никогда, что такая краса существует на свете!

Темные деревья пригибались к нам, прыгали языки пламени и тени от них; потрескивал огонь, и ветер, спустившись к земле, пробирался между деревьями и грустно оплакивал ушедшее дето. Мы сгрудились вокруг костра и думали о том, как красив огонь, какой это верный товарищ в долгих походах и в одинокие ночи… даже ясным утром, когда на нем готовится мясо.

Мы засыпали в эту ночь, глядя на звезды сквозь ветки деревьев, прислушиваясь к шороху зверюшек, бегающих в темноте, и негромким звукам, издаваемым самой горой, — слабым потрескиваниям, вздохам и постукиваниям, вызываемым охлаждением камней и ветром.

Рассвет еще не занялся, но Джереми уже собирал сухой хворост, а Пим пошел к речке ловить рыбу.

Утром третьего дня мы двинулись в обратный путь. Я нес с собой несколько хорошо выдубленных оленьих кож и рисовал на них карту местности — сколько мы смогли увидеть. Обратно мы возвращались другим маршрутом, и было это отчасти по той причине, что хотели охватить побольше незнакомой местности. Но главная причина была другая: неразумно возвращаться по своему следу, когда там может ожидать в засаде враг.

В последующие недели мы совершили несколько таких вылазок, и в одной из них меня сопровождала Эбби. Она была легка на ногу, страну эту полюбила так же, как и я, мы даже взяли с собой Кина, неся его на индейский манер. Многие горные вершины вокруг были свободны от деревьев, и мы никак не могли понять причины, хотя Пим Берк верил, что индейцы действительно могли выжечь их, чтобы обеспечить лучший обзор территории вокруг. На этот счет я не был уверен, ведь в большинстве случаев с этих вершин можно увидеть только верхушки деревьев, а враг может под их прикрытием подойти очень близко.