В кухне миссис Эймс ломала руки. Муж легонько коснулся её плеча.

— У меня ведь тоже сердце кровью обливалось, сказал он. — Но иначе было нельзя. Ей, думаю, только на пользу. По-моему, она уже исправилась. Видать, слишком мы её избаловали. Вот и выросла упрямой. Видать, наша в том вина. ..

Хотя жена сама потребовала выпороть Кэти, хотя она сама вынудила его взять кнут, он понимал, что теперь она его за это ненавидит. И душой его овладело отчаяние.

Все, казалось бы, подтверждало, что порка и впрямь пошла Кэти на пользу. Как выразился мистер Эймс, её это вроде бы образумило. Кэти и прежде слушалась родителей, но теперь она стала не только послушной, но и заботливой дочерью. Она помогала матери на кухне — и без конца предлагала свои услуги, даже когда в том не было нужды. Она начала вязать для матери шерстяной платок, такой широкий и затейливый, что работа должна была занять несколько месяцев.

— У неё удивительно тонкий вкус, — рассказывала миссис Эймс соседкам. — И ведь какие цвета подобрала — красновато-коричневый с желтым!. Уже первые три клетки вывязала.

Для отца у Кэти всегда была наготове улыбка. Когда он возвращался с работы, она вешала его шляпу на крючок и пододвигала кресло ближе, к лампе, чтобы отцу было удобнее читать.

Даже в колледже Кэти нынче стала другая. Она всегда была примерной ученицей и теперь всерьез продумывала свое будущее. В разговоре с директором она спросила, нельзя ли ей сдать выпускные экзамены на год раньше. Директор ознакомился с результатами её контрольных и пришел к выводу, что у Кэти есть шанс получить учительский диплом досрочно. Он лично посетил мистера Эймса в мастерской, чтобы обсудить с ним намерения его дочери.

— Нам она ничего об этом не говорила, — с гордостью заметил мистер Эймс.

— Вероятно, мне тоже не следовало ставить вас в известность. Но, надеюсь, я не испортил вам приятный сюрприз.

У четы Эймсов было ощущение, будто они нежданно негаданно открыли некое волшебное средство, мигом устранившее все их трудности. А к этому открытию, как они полагали, их подвела та подсознательная мудрость, что достается в удел лишь родителям.

— В жизни не видел, чтобы человек сразу так переменился, — однажды сказал мистер Эймс.

— Но она всегда была чудесным ребенком, — возразила жена. — А ты заметил, что она хорошеет прямо на глазах? Можно сказать, красавицей стала. Щечки-то какие румяные — заглядение!

— С такой внешностью она, думаю, не застрянет в учительницах надолго, заключил мистер Эймс.

А Кэти и вправду цвела и сияла. Все то время, что она готовилась к исполнению задуманного, с её губ не сходила легкая детская улыбка. Времени же у неё было предостаточно. Она вычистила погреб и заткнула там бумагой все щели, чтобы ниоткуда не дуло. Заметив, что дверь в кухне скрипит, Кэти смазала петли, а потом и туго открывавшийся замок, ну и раз уж ходила по дому с масленкой, смазала попутно петли парадной двери. Она взяла на себя обязанность следить за тем, чтобы все лампы в доме были всегда заправлены и колпаки на них не чернели от копоти. Она сама придумала способ счищать нагар с колпаков, ополаскивая их в большой жестянке с керосином, которую держала в подвале.

— Смотрю и глазам своим не верю, — говорил её отец. Свой новообретенный интерес к жизни Кэти не ограничивала домашними делами. Стойко перенося запах дубильного раствора, она заглядывала к отцу в мастерскую. Кэти шел лишь семнадцатый год; отец, конечно же, считал её ребенком. И его поражало, как серьезно она расспрашивает его о работе мастерской.

— Она поумней иных — мужчин, — говорил он своему старшему мастеру. Глядишь, придет время, станет здесь хозяйкой.