|
«Она была такая хорошенькая», — повторяли все, подразумевая, что и сами понимают, почему её могли похитить. Через несколько дней откуда-то притащили на допрос волосатого, несвязно бормочущего дурачка. Он вполне годился на виселицу: мало того, что у него не было никакого алиби, он вообще не мог припомнить ни одного события из всей своей жизни. Скудный умишко подсказывал ему, что эти люди с их расспросами чего-то от него добиваются, и, от природы дружелюбный, он старался им помочь. Когда ему задавали коварные наводящие вопросы, он радостно давал поймать себя на крючок и был доволен, видя удовлетворенное лицо сержанта. Он бесстрашно стремился угодить этим сверхмудрым существам. В нём было что-то очень к себе располагающее. Одна беда — признавался он слишком во многом, и его признания были слишком путаные. Приходилось постоянно напоминать ему о преступлении, в котором его подозревали. Представ перед судом суровых и напуганных присяжных, он искренне обрадовался. Он почувствовал, что впервые в жизни сумел чего-то достичь.
Во все времена — и прежде, и в наши дни — встречаются судьи, чье преклонение перед законом и его назначением нести справедливость сравнимо лишь с преклонением перед любимой женщиной. Как раз такой человек председательствовал на том суде — душа его была столь чистой и прекрасной, что за свою жизнь он пресек немало зла. Без подсказок, к которым подсудимый уже привык, признание выглядело полной чепухой. Судья допросил его и понял, что, хотя обвиняемый старается делать все, как ему ведено, он попросту не способен вспомнить ни что он совершил, ни кого убил, ни как, ни почему. Устало вздохнув, судья показал, чтобы подсудимого увели из зала, и пальцем поманил к себе сержанта. — Вот что, Майк, — сказал он, — зря ты это затеял. Будь этот бедолага малость поумнее, он бы с твоей легкой руки угодил на виселицу. — Но он же сам признался! — Сержант был обижен, потому что к своим обязанностям всегда относился добросовестно. — Он бы точно так же признался, что залез по золотой лестнице на небеса и шаром из кегельбана перерезал горло Святому Петру, — сказал судья. — Так что, Майк, будь поосмотрительнее. Закон создан, чтобы спасать людей, а не губить. Когда случаются такие, местного масштаба трагедии, время действует, как мокрая кисть, размывающая акварель. Четкие контуры расплываются, теряют резкость, цвета перемешиваются, и множество разных линий сливается в единое серое пятно. Через месяц уже не ощущалось особой необходимости кого-нибудь повесить, а через два месяца почти всем стало ясно, что найденные улики на самом деле никого не изобличают. И если бы не убийство Кэти, то ограбление сейфа и пожар, можно было бы счесть случайным совпадением. А потом многие сообразили, что раз труп Кэти не обнаружен, то вообще ничего не доказать, даже если все уверены, что девушки нет в живых. В памяти города Кэти оставила о себе хоть и слабый, но нежный след.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мистер Эдвардс в том, что касалось его амплуа поставщика проституток, был деловит и не позволял себе никаких эмоций. Для своей жены и двух безупречно воспитанных детей он приобрел хороший дом в одном из респектабельных районов Бостона. Дети — два сына — были с младенчества внесены в списки будущих курсантов военного училища в Гротоне. Миссис Эдвардс следила за тем, чтобы в доме не было ни пылинки, и руководила прислугой. Понятно, что мистеру Эдвардсу по долгу службы нередко приходилось уезжать, тем не менее он умудрился прекрасно наладить свою домашнюю жизнь и проводил вечера в кругу семьи куда чаще, чем вы могли бы подумать. Дела своего предприятия он вел с педантичной тщательностью бухгалтера. Когда ему перевалило за сорок, он, мужчина крупный и мощный, слегка растолстел, но по-прежнему оставался в удивительно хорошей форме для возраста, в котором мужчины обзаводятся брюшком хотя бы из желания доказать, что преуспели в жизни. |
