Изменить размер шрифта - +
Ты его не понимаешь.

— У меня самой отец имеется.

— Не такой, как у меня. Райан был почти взрослым, когда покинул Ирландию. Воспитывался монашками и всё такое. Кроме того, у меня шестеро старших братьев и две сестры. Ты же — старший ребёнок. Райан, вероятно, как минимум лет на пятнадцать старше твоих родителей.

— Это его настоящее имя? Райан Нил?

— Его полное имя Тимоти Райан Нил, такое же, как и у меня. Я Тимоти-младший. Когда он пошёл в политику, то стал использовать Райан, поскольку в то время был ещё один Тим Нил, а меня всегда звали Тимом, чтобы не пользоваться «младшим».

— Я буду снова звать его Тимом, как, должно быть, звали его в юности монашки. Большим Тимом. А тебя Маленьким Тимом.

— Я не против. Не знаю, понравится ли Большому Тиму.

Казалось, что-то двигалось — там, где село солнце. Что-то, что на фоне тёмного горизонта казалось ещё более тёмным.

— Собственно, почему именно ты стал «младшим»? Обычно так называют старшего сына.

— Он не хотел, и матери этого сделать никогда бы не позволил. Но ей хотелось назвать меня именно так, а я родился как раз во время съезда Демократической партии в тот год.

— Он, разумеется, должен был туда поехать.

— Да, он должен был туда поехать, Лисси. Если ты не понимаешь этого, то ты совсем не понимаешь политику. Они надеялись, что я не появлюсь на свет ещё несколько дней; и в конце-то концов: мама восьмерых родила без проблем. Как никак, он привык к подобному: сам был младшим из семи сыновей. Так что она смогла назвать меня так, как ей хотелось.

— Но потом она умерла. — На фоне грохочущего прибоя слова прозвучали тоненько и одиноко.

— Не из-за этого.

Лисси запрокинула бутылку вина; он увидел, как её горло трижды сократилось.

— Умру ли из-за этого я, Маленький Тим?

— Не думаю. — Он попытался придумать что-нибудь приятное и успокаивающее. — Если решим, что хотим детей, это риск, на который мне придётся пойти.

— Тебе придётся пойти? Бухня.

— На который придётся пойти нам обоим. Думаешь, Райану легко было воспитывать в одиночку девятерых детей?

— Ты его любишь, верно?

— Конечно, я люблю его. Он мой отец.

— И сейчас ты думаешь, что, возможно, подложил ему свинью. Ради меня.

— Лисси, я вовсе не из-за этого хочу, чтобы мы поженились.

Она неотрывно смотрела на языки пламени; он не был уверен, что она его даже услышала.

— Что ж, теперь мне ясно, почему на фотографиях он выглядит таким мрачным. Таким измождённым.

Он вновь поднялся.

— Если ты закончила есть…

— Хочешь вернуться к кабинке? Можешь оттрахать меня прямо здесь, на пляже — тут никого, кроме нас.

— Я не это имел в виду.

— Так зачем возвращаться туда и пялиться на стены? Здесь у нас есть огонь и океан. Луна должна взойти довольно скоро.

— Будет теплее.

— От одной лишь паршивой керосинки? Я лучше здесь посижу, у огня. Через минуту я отправлю тебя за дровами. Можешь сбегать до кабинки и, если хочешь, забрать оттуда ещё и рубашку.

— Мне нормально.

— Традиционные роли. Большой Тим, должно быть, всё тебе о них рассказал. Женщина рожает детей и хранит домашний очаг. Но ты-то ведь в его возрасте не будешь выглядеть как он, а, Маленький Тим?

— Думаю, что буду. Раньше он выглядел в точности как я.

— В самом деле?

Он кивнул:

— Он сфотографировался как раз после того, как занялся политикой.

Быстрый переход