Я бы воткнул ему в глаза шипы и отправил в Джелалабад. Но Президент возражает, говорит, что для наших отношений с заграницей полезной будет его поддержка, так как его примеру могут последовать другие... А между тем это опасный безумец, год назад он убил несколько моих агентов. Это психопаты, отравленные гашишем. Уму непостижимо, с кем нам приходится сотрудничать!
Он был искренне возмущен. Элиас закивал головой. Тафик бросил на него вопрошающий взгляд. Он прекрасно понимал, что грек не пришел бы к нему из-за пустяков.
– А у тебя что-нибудь есть?
Элиас Маврос хитро ухмыльнулся.
– Не густо! Тебе известно, что коллеги относятся ко мне с подозрением. У меня скоро встреча с Президентом. А утром я виделся с Султаном Кечмандом. На мой взгляд, очень приличный человек!
Тафик согласно кивнул.
– Для штатского человек, в самом деле, приличный. Враньем не занимается. У меня есть опасения, что когда возобновятся ракетные обстрелы, люди из Халька начнут ставить нам палки в колеса. Но ничего, я за ними присматриваю! Чуть что, и они загремят у меня в Пул-э-Шарки! Сам буду их допрашивать.
– Ах, Пул-э-Шарки! – вздохнул Элиас Маврос – Ты помнишь, какая там была восхитительная прохлада прошлым летом, когда мы приходили туда? Есть-таки прок от этих старых каменных стен!
Тронутый этим, сентиментальным воспоминанием. Тафик кивнул головой.
– Не говори, везет этим контрреволюционерам! Летом мне приходится ставить у себя в кабинете установку искусственного климата, а запасные части к ней возить из Пешавара!
Пронзительный свист прервал их беседу. Над ними пролетел МИГ-21 и, развернувшись, ушел в сторону гор. За ним последовал второй. Тафик проводил их взглядом.
– И здесь деньги бросаются на ветер! Президент распорядился, чтобы самолеты летали ежедневно, но днем от этого нет никакого проку, – "моджи" отсиживаются в убежищах. Напрасно жжем керосин и утомляем летчиков.
Он встал:
– Если тебе нечего мне больше сказать, я прощаюсь с тобой. Вчера вечером вышла неприятность на Чикен-стрит. Четверых моих людей расстреляли из автоматов прямо на улице, и никто ничего не видел! Я бы этих торгашей повесил прямо у дверей их лавок! Да, у меня теперь все сведения о журналистах.
– Есть что-нибудь любопытное?
– Нет, иначе мне донесли бы. Скорее бы уж они убирались отсюда!.. Кроме тебя, само собой!
Жизнерадостно улыбаясь, Элиас Маврос начал поднимать свое большое костистое тело:
– Я – революционер, азиз рафик!
Тафик извлек что-то из ящика письменного стола и догнал Элиаса в дверях.
– Вот, возьми!
Он сунул ему в карман баночку икры. Все знали о бедности Элиаса Мавроса и уважали его за аскетизм.
Маврос поднял баночку над головой и рассмеялся:
– Я распечатаю ее только в день победы!
Полковник Тафик безнадежно махнул рукой:
– Смотри осторожнее! К тому времени она протухнет!
Элиас Маврос выставил перед собой обличающий перст:
– Я донесу на тебя в соответствующие органы, азиз рафик!
Оба расхохотались, и Маврос вышел. Его ждал до смерти напуганный шофер: молодчики Тафика допросили его с пристрастием и обыскали машину, конфисковав пачку американских сигарет, стоившую целого состояния. Дабы утешить его, Маврос подарил ему баночку икры. Ее можно было продать за целых 2000 афгани.
По дороге Маврос насвистывал: все было готово к исполнению задуманного.
Селим Хан восседал в большом кресле, стоящем над толпою на дощатых подмостках. Его окружали вооруженные до зубов телохранители. Он бросил на Малко довольный взгляд.
– Хороший бой, верно?
Селим Хан успел накуриться гашиша, его глаза были налиты кровью. Гульгулаб с автоматом через плечо кинулся, занося бич, чтобы отогнать мешавших собакам зевак. |